— Слышал? У Барона рука зажила!
— Слышал? Тот самый рыцарь, который три года назад травмировал руку и больше не мог натянуть лук — его исцелили!
— Говорят, это сделали в Храме Войны?
— Будто бы сам архисвященник лечил…
— Ну уж нет, какие вы тёмные! — со знанием дела вмешивалась очередная соседка. — Я вот что слышала: был там один молодой, совсем юный, но… настоятель ему только ассистировал! Он говорил — те исполняли. Всё по его указке!
Весть об исцелении Барона рыцаря разлетелась по Хартлану, как летний ветер.
Все, кто страдал от старых травм, у кого болели родные, да и просто кто боялся за будущее — будь то воины или простые горожане — встрепенулись.
Даже сам господин Иоанн, градоначальник, вызвал Барона к себе, расспросил подробно — кто, как, чем.
Через три дня в Храм Войны поступил вопрос от настоятеля: можно ли вылечить руку Романа рыцаря?
Ответ был категорическим: Нет. Без малейшего сомнения.
— Он отказывается? Он что, отказывается?! — взревел Роман рыцарь, метаясь по комнате.
Его держали взаперти в покаяльной келье недолго. Пара подарков, пара просьб от нужных людей — и верховный священник Храма Источника быстро пошёл навстречу. Но на волю Романа всё равно не выпускали: ни в город, ни даже за пределы заднего крыла. Только тоскливая одиночка, да письма от матери спасали его от помешательства.
— Я убью его! — рычал он. — Напишу письмо — пусть мать пошлёт людей, прикончат мерзавца!
И действительно, они с матерью мыслят одинаково.
В это самое время в городском дворце, в малом зале для гостей, его мать — изящная, хоть и увядающая дама — металась из угла в угол и с яростью крушила всё, что попадалось под руку:
— Мерзавец! Паршивец! Да я сжалюсь — прощу его, если вылечит моего мальчика — а он?! Он отказывается?! Да я разорву его на части!
— Он ведь… не со зла… — устало отвечал Иоанн, местный сеньор. Перед ним лежало письмо от Грэйта — адресованное архивященнику Храма Войны, с приложениями: подробнейшими схемами и анатомическими выкладками.
Да, при одном взгляде на эти рисунки у Иоанна начинала кружиться голова. Но даже он, человек от науки далёкий, видел: всё разъяснено — сколько там сухожилий в ладони, какие тонкие, какие инструменты нужны… Слишком ясно, слишком подробно — Грэйт не врал. Он и правда не может.
А его любовница, в прошлом блистательная фаворитка, уже и не притворялась спокойной.
Она рвала перья с подушек, сшибала вазочки и в ярости визжала:
— Мне плевать, почему! Он обязан лечить! Пусть хоть умирает потом, но пусть сначала вылечит Романа! Я убью его!
— Как? — раздражённо воскликнул Иоанн. — Чем ты его убьёшь? Он же не выходит из башни магов!
— Неужели он вечно там сидеть будет?
— Только попробуй тронуть его! — вспыхнул Иоанн и врезал по столу. Потом спохватился, сгладил тон:
— Он — целитель. И настоящий. Храм Войны не справился — а он справился. Знаешь, сколько людей хотят, чтобы он их лечил? Сколько тех, кто, если ты его убьёшь, даже меня не пощадят?!
— Но Роман… его рука…
— Хватит! — резанул Иоанн. — Мы найдём другого. Великого священника, даже верховного священника найдём. Но этого не трогай.
Женщина ушла, роняя крупные театральные слёзы. Но едва села в карету, мгновенно вытерлась и прошипела слуге:
— Ищи. Копай всё, что сможешь. У этого мерзавца обязательно найдётся слабое место!
Слуга испугался — но не посмел ослушаться. Он нанял людей, и искали. И ничего не нашли.
Грэйт — сирота. Отец погиб, мать исчезла много лет назад. Знакомых почти нет — разве что старые товарищи отца в городской страже. Но лезть в Стражу ради мести… Это самоубийство.
— Госпожа… — слуга еле дышал, сгорбившись. — Мы… ничего не нашли.
Кости хрустели от его поклона. Спина болела так, что уже хотелось идти в храм и молиться хотя бы за бесплатный кусочек святого света…
А госпожа всё щёлкала веером. Открывала — закрывала, открывала — закрывала. Красный лак на ногтях вгрызался в перья, как когти в шею врага.
«Хрусть!» — щёлкнуло. Лопнула одна из косточек веера.
Женщина поднялась и начала ходить туда-сюда.
— Он — целитель, да?
— Да, госпожа.
— Говорит, что он — избранник Бога Природы?
— Ну… он сам так сказал. Но все поверили. Его слушают и в Страже, и в Храме…
— А хоть раз он был в молитвенном круге?! Хоть раз клялся именем Природы?!
Слуга замер.
— Он либо в башне, либо в Храме Войны. Но ни разу — ни разу! — не поклонялся Богу Природы. Ни песнопений, ни проповедей, ни хоров… И слов о Боге Природы у него не слышно!
Губы её задрожали от возбуждения. Голос зазвенел:
— Он лжец. Самозванец. Он не избранник.
— Но… у Бога Природы даже нет храма… — робко заметил слуга.
— Храм — не проблема!
У последователей Природы всегда есть старики, бродячие пастыри, алтари под открытым небом! В трущобах — полно! За городом — хоть на холме найди круг из камней, там они и будут!
— А он?
Он лечит, он втирается в доверие, а к своим — ни разу. Он боится! Он знает, что не настоящий!
«Хрусть!» — ещё один щелчок, ещё один сломанный луч веера. Перья сыпались на пол, как листья осени. — Найди этих «верных Богу». Передай им: в Хартлане объявился самозванец. Мерзавец, выдающий себя за избранного.
— Ни один культ не потерпит такого. Это кощунство. Это оскорбление самого Бога.
— Пусть Природный Культ сам разберётся. Они знают, что с такими делать…
