Иногда человек говорит то, во что сам не верит, просто потому, что иначе нельзя. Можно скрыть боль под улыбкой, но невозможно заставить сердце радоваться силой воли. Радость — есть радость, любовь — есть любовь. Когда же Чу Юй протянула ему цветок, Вэй Юнь всё равно почувствовал, всё, о чём она просит, он непременно исполнит.
Он принял цветок, и в тот миг в сердце Чу Юй разлилось мягкое, почти щемящее тепло. Голос её стал особенно тихим.
— Не тревожься, — сказала она. — Я вместе с твоими невестками провожу тестя и братьев в последний путь.
Вэй Юнь опустил взгляд и кивнул.
Когда назначили день похорон, на следующий же день прибыла Лю Сюэян. Старая госпожа, не в силах ходить и не желая, чтобы седина провожала чёрные волосы, осталась дома.
В тот вечер, когда Лю Сюэян вернулась, поместье Вэй вновь наполнился плачем. В этих рыданиях Чу Юй долго не могла сомкнуть глаз. Лишь когда всё стихло, она облегчённо вздохнула и уснула.
Утром, подойдя к залу поминовения, она увидела Вэй Юня. Он уже стоял там. Лю Сюэян, проплакав всю ночь, выглядела измождённой; Вэй Юнь сидел рядом, тихо утешая. Поодаль стояли Чжан Хань и Ван Лань, глаза их были красными. Видно, и они плакали долго. Эти две женщины всегда были при Лю Сюэян, слушались её беспрекословно, и теперь, когда свекровь вернулась и оплакивала умерших, они не могли не разделить её горе.
Глядя на них, Чу Юй почувствовала головную боль. Она подошла, поддержала Лю Сюэян и велела позвать врача.
— Мама, ты как себя чувствуешь? — спросила она.
— А‑Юй… — Лю Сюэян, вытирая слёзы, поднялась. — Все они ушли, оставив нас одних. Что же нам теперь делать?
— Жизнь всё равно продолжается, — мягко ответила Чу Юй, усаживая её и подавая влажное полотенце. — Внизу ещё пятеро маленьких господ, им нужно ваше попечение. Дорога впереди долгая, мама, берегите себя, не добавляй седьмому сыну тревог.
Слушая её, Вэй Юнь поднял глаза и тихо выдохнул. Всю ночь он был рядом с Лю Сюэян, слышал её безутешный плач, и только теперь, когда пришла Чу Юй, сердце его немного отпустило.
Он не замечал, как в нём рождается эта зависимость и не считал её чем‑то странным.
Когда женщины немного пришли в себя, подошёл управляющий, чтобы обсудить порядок похорон. Вэй Юнь кивнул, отдал распоряжения. В назначенный по расчётам час он велел Чу Юй с женщинами выйти к воротам и стать на колени.
Хотя поместье Вэй никого не приглашало, у ворот уже стояли люди. Ближе всех — чиновники, с которыми семья была в добрых отношениях, дальше — простые горожане. За четыре поколения дом Вэй не только воевал на границе, но и щедро помогал нуждающимся; спасённых ими в столице было не счесть.
Чу Юй подняла взгляд и увидела среди первых Се‑тайфу, старшую принцессу, Чу Цзяньчана… А немного поодаль стоял мужчина в белом, с веером в руке, спокойно наблюдая за процессией.
Она узнала его сразу. Это был Император Чуньдэ.
Чу Юй не выказала удивления. Она лишь сложила руки, слегка поклонилась в его сторону, потом в сторону народа.
Из ворот вышли малые госпожи, ведя за руки детей. Слуги разложили циновки, женщины поместья Вэй встали по обе стороны. Раздался протяжный крик:
— На колени!
Все опустились. За ними — чиновники, а потом и народ. В одно мгновение вся улица стояла на коленях.
— Откройте ворота, встречайте гробы!
Деревянные створы заскрипели, медленно распахнулись.
Перед гробами стоял Вэй Юнь в траурном одеянии, с высоко перевязанными белой лентой волосами. За его спиной — семь гробов, выстроенных в четыре ряда. Он стоял прямо, юный телом, но несущий тяжесть, будто мог удержать небо.
— Чтение поминального слова, — возгласил церемониймейстер.
Вэй Юнь развернул свиток, опустил ресницы и начал читать. Голос его был ровен, спокоен, с юношеской чистотой и мужской твердостью. Он не блистал красноречием, просто тихо вспоминал жизнь семерых: отца и братьев, родившихся в доме защитников государства и павших за него.
Пусть их имена были запятнаны, но в глазах честных людей они оставались чистыми.
Он перечислял битвы, в которых они участвовали, и по толпе прокатывались сдержанные всхлипы. Когда же он заговорил о простых днях, плач стал громче.
— Двадцать седьмого дня седьмого месяца старший брат женился, но в тот же день пришла весть о тревоге на границе. Мы всей семьёй отправились туда, семь ночей не смыкали глаз, отбили врага. В ту ночь пировали на башне, глядя на звёзды. Я, будучи мал, спросил брата: о чём ты мечтаешь? Он ответил: «О мире под небом, о ясности в сердцах людей». Я спросил: «А если мир настанет, что ты сделаешь?» Он улыбнулся: «Весной смотреть на ивы у реки, зимой ждать снег до седины. С друзьями — три чаши вина, уснуть под весенним ветром. Война — на поле брани, жизнь — в тепле домашнего очага. Этого довольно».
Этого довольно.
Когда прозвучали эти слова, малые госпожи не выдержали. Плач прорвался наружу, слился с рыданиями народа, и вся улица утонула в звуке скорби.
Чу Юй стояла на коленях, и вдруг перед глазами всплыли лица юных, дерзких, смеющихся, живых сыновей дома Вэй.
«В бой за жизнь и смерть, а в Хуацзине самые блистательные».
Она дрожащими пальцами коснулась глаз. Там блеснула влага.
