Род Сун прислал приглашение, и сердце Вэй Юня невольно дрогнуло. Он смутно чувствовал, как то самое письмо о разводе принесёт беду, хотя и не мог понять, какую именно. Он вздохнул и решил, будь что будет.
После дня отдыха дома, наутро Вэй Юнь взял с собой Чу Юй и Цзян Чунь и отправился в резиденцию Хуго-гуна. Хотя в приглашении значились лишь имена Вэй Юня и Чу Юй, старшая невестка настояла взять Цзян Чунь, чтобы та немного развеялась.
Род Сун, подобно дому Вэй, происходил из древних военных фамилий, потомков сподвижников основателя Великого Чу. Хуго-гун Сун Чжао некогда был близок с дедом Вэй Юня. Они вместе прошли южные и северные походы, делили и славу, и кровь. Однако к поколению Вэй Чжуна нравы Сунов переменились: их потомки переняли вычурные привычки столичных господ из Хуацзина, стали ловки в придворных интригах, но забыли, как держать меч. Дом Вэй, глядя на этот пример, решил иначе. Мальчиков с восьми‑девяти лет Вэй отправляли к пограничным заставам, где они учились ездить верхом, стрелять и видеть войну своими глазами.
Так между двумя родами остались лишь редкие связи, главным образом из уважения к самому Хуго-гуну. Получив приглашение, Вэй Юнь велел приготовить богатые дары, облачился в парадное платье и выехал.
Поскольку семья всё ещё соблюдала траур, наряды были сдержанными. Вэй Юнь надел тёмный халат с приглушённым узором облаков по краю широких рукавов и нефритовую корону. Чу Юй и Цзян Чунь облачились в длинные белые шёлковые платья из шуцзиня с золотыми облачными узорами; их волосы украшали нефритовые шпильки, в ушах мерцали жемчужные подвески. Вид молодых вдов был скромен и благороден, траур не мешал приличиям.
В резиденции Хуго-гуна их встретили слуги и провели во внутренний двор. Чу Юй с Цзян Чунь направились к женской половине, а Вэй Юня проводили в сад для мужских гостей.
Женский приём проходил в павильоне над водой. Когда Чу Юй и Цзян Чунь вошли, там уже собрались знатные женщины. Цзян Чунь, не привыкшая к подобным собраниям, чувствовала себя скованно. Чу Юй мягко коснулась её руки:
— Не тревожься. Представь, будто беседуешь с Се Цзю и другими, как прежде.
— Я боюсь опозорить дом Вэй, — прошептала Цзян Чунь.
— Чего бояться? — улыбнулась Чу Юй. — Лицо дома Вэй — это не пышность, а достоинство. Пока мы поступаем по совести, честь наша цела.
Не успела она договорить, как зазвучал радостный голос:
— Сестра!
Чу Юй обернулась и увидела Чу Цзинь, спешащую к ней с сияющей улыбкой. Та схватила её за руку:
— Сестра, наконец-то ты пришла! Я уж думала, сегодня тебя не увижу.
От этой нарочитой горячности у Чу Юй по спине пробежал холодок. Она подняла глаза и всё поняла. К ним подходила госпожа Сун, поддерживая старую госпожу Сун. Первая кивнула и ровно произнесла:
— Госпожа Чу.
От этого обращения и Чу Юй, и Цзян Чунь слегка опешили. Госпожа Сун тоже заметила неловкость и нахмурилась:
— Ты… не вернулась в дом Чу?
Чу Юй сразу догадалась. Весть о письме о разводе уже дошла до Сунов. Она с лёгкой усмешкой взглянула на Чу Цзинь:
— А кто сказал госпоже, будто я вернулась в родительский дом?
Госпожа Сун запнулась, невольно бросив взгляд на Чу Цзинь. Та стояла позади, опустив глаза, делая вид, что ничего не слышит.
Чу Юй не стала развивать тему. После нескольких вежливых фраз госпожа Сун удалилась, оставив Чу Цзинь присматривать за «гостьей».
Чу Цзинь повела сестру гулять по саду. Цзян Чунь, почувствовав скрытое напряжение между ними, вскоре нашла предлог удалиться. Сёстры шли вдоль извилистой галереи, обходя озеро. Чу Цзинь с мягкой улыбкой рассказывала о каждом дереве и цветке; она знала сад, как свой дом.
Чу Юй слушала молча. После перерождения её душа долго была натянута, как струна. Лишь в последние дни она начала отпускать. Сады Сунов поражали богатством: изящные павильоны, мостики, пруды — словно кусочек южного Китая, перенесённый в столицу. Под тихий голос сестры Чу Юй впервые за долгое время почувствовала покой.
Чу Цзинь, заметив это, долго колебалась, потом спросила:
— Сестра, ты не хочешь ничего у меня спросить?
Чу Юй поняла. Вот они и подошли к сути. Младшая никогда не умела держать язык за зубами. Вспомнив прошлую жизнь, Чу Юй ясно увидела, что перед ней женщина, искусно вылепившая из себя «талантливую молодую госпожу», но внутри пустую, тщеславную, жадную до славы и выгоды, готовую на всё ради блеска.
«Как же я могла тогда проиграть ей?» — мелькнуло в голове.
Она облокотилась на перила и спокойно посмотрела на сестру. Воспоминания о прежней жизни — о боли, отчаянии, унижении — всплыли, но уже не жгли. Глядя на юную Чу Цзинь, она вдруг поняла, что прошлое ушло.
— Хочешь что-то сказать — скажи, — мягко произнесла она. — Не хочешь — я не стану спрашивать.
Чу Цзинь растерялась, в её глазах мелькнуло недоумение.
— Ты будто хочешь спросить меня сама, — заметила Чу Юй.
