Она растерянно перебирала вещи, пока на лице не появилась странная, почти озорная улыбка.
В этот момент дверь ванной открылась.
Он вышел.
Хотя теперь они были близки, он по-прежнему оставался сдержанным. Цинь Сы переоделся ещё в ванной, не показывая ничего лишнего. Краешек рубашки не был расправлен, и под ним мелькнула тонкая белая полоска талии. Кожа как нефрит, лицо чуть розовое от пара, губы яркие, волосы влажные, с них скатывались капли.
Он вытирал голову полотенцем, поднял взгляд и увидел Лу Нянь, сидящую на кровати с лукавой улыбкой. На её пальце покачивалось нечто знакомое.
— А это что? — спросила она.
Он узнал вещи, и будто гром ударил.
Молодой человек замер, полотенце выпало из рук.
Капли с кончиков волос падали на пол. Он стоял, охваченный стыдом, горло пересохло, слова застряли.
Лу Нянь не сердилась.
Она вскочила, потянула его за руку, и он, потеряв равновесие, упал на кровать. Она перевернулась, оказавшись сверху. Влажные пряди его волос оставили на простыне тёмное пятно, которое медленно расползалось, как дыхание.
Они были так близко, что чувствовали дыхание друг друга. Её лицо — белое, как снег, глаза — чистые и глубокие.
— Покажи, — прошептала она. — Можно? Хочу знать, каким ты был тогда.
Он вспыхнул, не в силах отступить. Она знала, в такие минуты он уступит любому её желанию.
Её тонкие пальцы скользнули вниз.
От стыда и невыразимого желания его глаза налились красным. Белая кожа порозовела, и в этом румянце было что-то невыносимо прекрасное: хрупкое, трепетное, вызывающее жалость и страсть.
Холодная сдержанность, гордая осанка — всё исчезло. Остался только человек, беззащитный перед ней. Он стиснул зубы, стараясь не издать ни звука, желая, чтобы этот безумный, почти нереальный миг скорее закончился.
Но она видела всё: каждое движение, дрожь ресниц, сдержанное дыхание. И, словно вытащив его из бездны, Лу Нянь подарила ему освобождение.
Он не выдержал. Последняя струна в голове лопнула.
За окном сияли звёзды, луна была мягка и светла. Горькие и смутные юношеские сны вдруг обрели плоть. Её тихий, обвивающий голос звучал у самого уха, и реальность смешалась с воспоминанием.
Стыд, восторг, удовлетворение — всё переплелось, и он окончательно пал перед ней.
Лу Нянь, устало вытянув руку, лениво улыбалась. Её пальцы дрожали от сладкой истомы. Он взял её ладонь и спрятал под одеяло.
Она легонько толкнула его ногой, голос прозвучал лениво, с насмешкой:
— Цинь Сы, ты, похоже, опытный. Где научился? Сколько у тебя было женщин?
Она хотела подразнить, но сил уже не осталось. Тело обмякло, горло пересохло.
Он молча налил ей тёплой воды, подал, обнял, помог выпить и поцеловал в макушку.
Она прикусила его ключицу и, смеясь, прошептала:
— Так сколько же?
Он моргнул, его ресницы дрогнули.
— Ни одной, — хрипло ответил он.
— Что ни одной?
— Только ты.
— Со мной что? — поддела она.
Он смутился и не нашёл слов.
Лу Нянь рассмеялась:
— И всё ещё притворяешься невинным? Когда глаза были красными и ты не знал пощады, тогда не выглядел таким скромным.
Он покраснел и молча прижал её к себе.
Она, умытая, одетая, чувствовала себя легко и спокойно. Летняя ночь была тёплой. Он тоже взял чистую одежду, собираясь надеть.
— Не спеши, — сказала она.
Он замер.
Она, подперев щёку, смотрела на него ясными глазами, голос её был мягким и чуть сладким:
— Мне нравится смотреть.
На его теле остались следы её поцелуев, словно метки на белом камне. В лунном свете они казались особенно яркими.
Он покраснел, но подчинился. Цинь Сы застыл, позволив ей прижаться и целовать родинку у ключицы.
Его уши снова вспыхнули. Он не выдержал, обнял её и поцеловал в щёку.
Лу Нянь не сопротивлялась.
Он, казалось, впервые в жизни был по-настоящему спокоен и счастлив. С юности он не знал такого чувства и хотел лишь, чтобы время остановилось.
Теперь она видела, насколько он может быть привязан. После того как между ними всё случилось, он перестал скрывать это.
Он не был навязчивым, но его взгляд всегда находил её. Когда она отворачивалась, чувствовала, как он смотрел и никогда не уставал.
Даже в просьбах о близости он оставался тихим, но в каждом движении, в каждом взгляде читалось желание быть рядом. Стоило ей проявить малейшую инициативу, и он отвечал с жаром.
Он любил её без остатка, не говоря слов, но взгляд его был горячим, движения — бережными, и всё в нём говорило о любви.
Сидя у него на коленях, она лениво спросила:
— А кто это говорил, что только после свадьбы?
Он промолчал.
— Обманщик, — усмехнулась она. — Даже женившись, всё равно бы обманул? Тогда я просто не выйду за тебя.
Он притянул её обратно и тихо спросил:
— А кого ты тогда найдёшь?
— Ревнуешь? — поддела она.
Ещё мгновение назад он был спокоен, а теперь в глазах вспыхнула ревность.
Он сжал её чуть крепче. Теперь он не мог вынести даже мысли, что она уйдёт.
— Тогда в следующий раз всё решаю я. Скажу «остановись» — остановишься. Ты умеешь притворяться, — пробормотала она, вспоминая его юношескую холодность. — Сластолюбец.
Он услышал и покраснел до ушей.
— Ещё притворяешься, — укорила она. — Уже не мальчик, чего краснеешь?
Он стиснул губы, глаза его потемнели. Она снова потянулась к нему, целуя ключицу, горло, и он обнял её, будто держал весь мир.
— Я так люблю тебя, — прошептал он.
Девушка уже спала, а он, глядя на её лицо, касался губами щёк, висков, ушей с благоговением и безумной нежностью.
Лишь бы она не ушла. Лишь бы этот миг длился вечно.
Он был готов на всё.
