Четырнадцатый день второго месяца. Уезд Минлин, дом клана Цзи.
— Цяньбо, только что сварила тебе суп из серебряных грибов, скорее выпей, — с участием сказала женщина, входя с чашей. В уютной боковой комнате, наполненной мягким ароматом, на ложе лежал белолицый мужчина и хрипло, болезненно вымолвил: — Тебе опять пришлось хлопотать, Суцин.
Женщиной была молодая госпожа дома Цзи, Нин Суцин. А мужчина был приглашённый в дом художник, Лу Цяньбо.
— До каких пор ты будешь благодарить меня такими словами? — с лёгкой кокетливой обидой отозвалась Нин Суцин.
Лу Цяньбо взял её тонкую, светлую руку, и в глазах его мелькнуло довольство:
— Чем заслужил я, Лу Цяньбо, такую нежную, прекрасную и заботливую женщину рядом? Даже умереть теперь не жаль.
— Не говори пустого. Ещё скажешь, не посмотрю и уйду, — она зачерпнула ложку, и поднесла ее к его губам. — Я знаю, как ты ко мне относишься. И знаю, что ради меня ты уже перешёл черту.
— Ты уже заплатил слишком много, как же мне отступить? Для женщины величайшая удача встретить того, кто по-настоящему бережёт её. Этого мне довольно, — улыбнулась Нин Суцин, яркая, как весенний цветок.
Сердце Лу Цяньбо трепыхнулось, он дважды кашлянул, унимая порыв, и хлопнул себя по груди:
— Проклятая немочь. Если бы не она, я давно увёз бы тебя далеко-далеко.
— Не говори так. Ты знаешь… я жду тебя, — щёки Нин Суцин заалели. — Как бы ни было долго.
— Суцин… — он не сдержался и заключил её в объятия. Побыв в его руках миг, она мягко высвободилась: — Нельзя. Днём людей много, языки злые. Если увидят будет худо.
— Ночью я приду к тебе, буду ухаживать, — прошептала она тихонько и спешно покинула комнату.
Лу Цяньбо долго смотрел ей вслед, вздохнул:
— Как же хорошо… Да только жаль… мне не дано остаться.
После полудня зарядил мелкий дождь, небо стянуло тусклой пеленой, люди попрятались по домам. В это время из боковой комнаты дома Цзи, тайком, скользнул высокий худой человек в плаще. Он нёс увесистый холщовый свёрток, огляделся и вышел через заднюю калитку.
Под дождём он покинул Минлин и понёсся к переправе на восточной пристани реки Янь. Спустя полчаса добежал: лодка уже отваливала. Он замахал:
— Лодочник! Здесь!
Челнок неторопливо причалил. Человек уже ступал в лодку, как вдруг услышал знакомый голос с носа:
— Господин художник Лу, куда же это вы намылились?
Человек в плаще поднял голову: на носу стояла ключница дома Цзи Жун-мама.
— Ты?.. — Он распахнул глаза. Под капюшоном был Лу Цяньбо.
Он дёрнулся было бежать, но его подхватили чьи-то широкие ладони и швырнули на берег. Это был У Вэнь. Он сверкнул бровями и усмехнулся:
— Художник Лу, мы уж давно вас дожидаемся.
Чуть перевалило за Шэнь-час. Мир окутала серая мгла, дождь усилился.
В зале уездного суда величаво сидел Сы Тубо. По сторонам стояли стражники. Ли Сы занял место слева от уездного, а за его спиной стоял У Вэнь.
Ниже, на коленях, в мокрой одежде находился Лу Цяньбо.
— Лу Цяньбо, да ты, вижу, смел не в меру! — Сы Тубо ударил по столу колотушкой. — Сначала совратил честную женщину Нин Суцин, а затем, затаив злобу из-за любовных интриг, убил Цзи Ляна и Чернолицего Хуана. Сознаёшься ли в преступлении?
— Я невиновен! Небо свидетель! Господин! — Лу побледнел, закричал. — Я и подумать не смел бы убивать. Всё это пустые выдумки! Прошу установить истину!
— Поменьше пустословия. Доказательства сюда! — распорядился Сы Тубо.
Стражники внесли пару матерчатых сапог и длинный халат бледно-жёлтого цвета. Подошвы были густо облеплены вязкой тёмной грязью, а на локте халата было пятно красной краски размером с кулак.
— Лу Цяньбо, где ты был одиннадцатой ночью после часа Ю?
— Одиннадцатого… я пил в своей комнате. Перебрал и рано лёг, — промямлил он.
— Врёшь, — холодно бросил Сы Тубо. — Ночью ты тайком выскользнул из дома Цзи, проследил за Хуаном до деревни Хэйва, а когда он вышел от приёмной матери, ударил его исподтишка и убил.
— Нет! Я никого не убивал! — замотал головой Лу.
— Тогда глянь сюда, — Сы Тубо указал на сапоги. — Это твои?
Лу всмотрелся и кивнул: — Мои.
— Нашли их под твоей кроватью. На подошвах грязь с болота Хэйвы. Если ты там не был, то откуда грязь?
