О том, что у тёти Хай Сян диагностирован рак желудка, Хай Жо узнала лишь осенью нового года.
— Я ведь всегда говорила, в жизни многое возникает из ничего, — с улыбкой сказала тётя с больничной койки. — Вот, к примеру, раковые клетки.
— Это совсем не смешно, — укоризненно бросила Хай Жо, и тут же Дундун, сидевший рядом, мяукнул, словно в поддержку её слов. Хорошо ещё, что у этой частной клиники были акции тёти, иначе бы кота сюда точно не пустили.
— Ну ладно тебе, я же больная, а ты всё равно ругаешь, — тётя рассмеялась чуть живее, чем обычно. — Должно быть, я слишком долго была преподавателем — без поучений язык не поворачивается. Мне ведь уже за пятьдесят. Я видела красивые пейзажи, пробовала вкусные блюда, любила хорошего мужчину. А теперь рядом ещё и такая замечательная племянница… — она слегка ущипнула Хай Жо за щёку. — Правда. Не о чем жалеть. Не грусти. Есть вещи, что предопределены небом, человек тут бессилен.
— Угу, — Хай Жо зажмурилась, и слёзы, до того скрытые, скатились из уголков глаз.
В этот момент дверь палаты открылась. Вошёл её новый возлюбленный — видимо, иностранец, смуглый, совсем ещё молодой. Он плакал до красноты глаз.
Хай Жо тихо закрыла за ним дверь, оставив им пространство для прощания, и прижала Дундуна к груди. Осела на холодный мраморный пол, прижавшись спиной к стене. Кот упёрся задними лапками в её колени и обнял её передними лапами за шею.
Словно настоящий мужчина, вытер её слёзы и тихо заурчал у уха:
Не плачь. У тебя есть я.
Год назад, когда Хай Жо приглашала тётю к себе домой, та только что перенесла операцию по удалению части желудка. Из-за лекарств сильно выпадали волосы, и она решилась на короткую стрижку. Но всё равно осталась той же прекрасной, дерзкой Хай Сян, настолько, что Хай Жо даже не заподозрила беды.
Лишь когда болезнь лишила её сил подняться с постели, тётя позвала племянницу, чтобы в последний путь они прошли вместе, без сожалений.
— Я знаю, Дундун. У меня есть ты, — прошептала Хай Жо, прижимая кота всё крепче. — Просто дай мне поплакать. Всё в порядке. В порядке.
Состояние ухудшилось стремительно. Через месяц прощание с Хай Сян прошло в небольшой церкви. Говорят, это всё потому что её последний возлюбленный был священником
В чёрном траурном платье Хай Жо приветствовала гостей с печальной, но всё же светлой улыбкой. Дундун сидел у её ног, тревожно следя за бледным лицом хозяйки.
— Сяо Жо, держись, — передал букет розовых лилий статный мужчина. Это были их с тётей любимые цветы. Голос его показался Дундуну пугающе знакомым.
— А, юрист Го, — Хай Жо с трудом сглотнула. — Тётя всегда говорила, что вы — самый обаятельный парень, которого она знала.
— Так и есть, — улыбнулся он. — Если бы родился лет на двадцать раньше, может бы поухаживал за ней.
Он поправил очки и продолжил:
— Завещание хранится у меня. Хай Сян пересматривала его каждый год. Половину состояния она жертвует благотворительности. Из оставшегося, десятая часть и один дом с имуществом достанутся её последнему возлюбленному.
Хай Жо перевела взгляд на мужчину у алтаря, он всё молился, не переставая. И лишь молча кивнула.
— Всё остальное тётя оставила тебе. Она всегда переживала, что ты не торопишься с личной жизнью, боялась, что некому будет заботиться о тебе. Хотела хоть так тебя обезопасить.
— Значит, в конце концов тётя всё-таки полюбила… — Хай Жо взглянула на гроб и улыбнулась тихо и светло. — Это прекрасно.
— Что ж, может, и ты наконец решишься на любовь? Тридцать восемь — поздновато, но всё же! — шутливо заметил юрист.
— Вы же сами когда-то обещали познакомить меня с кем-то, — усмехнулась она. — Но так и не показали ни одного кандидата.
Юрист тяжело вздохнул:
— Он… погиб лет восемь-девять назад. В автокатастрофе.
Дундун, сидевший у ног, будто окаменел. В груди распахнулась зияющая пропасть сожалений.
Потому что тот самый «он» — был никто иной, как Чу Чэнъюй.
…
Го Юнь — юрист, с которым Чу Чэнъюй когда-то работал. Первый его клиент, ещё в начале карьеры. Со временем они стали почти друзьями, насколько Чу вообще был способен на дружбу. И именно он когда-то пытался познакомить Чэня с племянницей своей знакомой.
«Тебе же тридцать, а ты ни разу не влюблялся! Ты что, хочешь магистром вечно быть?» — ворчал тогда Го Юнь.
Но Чу отмахнулся, уткнувшись в бумаги.
Юрист ещё долго нахваливал девушку: мол, красивая, нежная, никогда не встречалась ни с кем, прямо создана для него. И добавил с улыбкой: «Ты даже видел её мельком — помнишь, приходила с тётей?»
Но Чу тогда равнодушно отказался.
Теперь же, сидя в теле кота, он ясно помнил каждое слово. И сердце его рвалось от боли и горького сожаления.
— Дундун, что с тобой? — встревоженно прижала его к груди Хай Жо. Её голос звучал мягко, но в нём слышалась редкая беззащитность.
Он бесчисленное количество раз представлял себе, как было бы, если бы он встретил Хай Жо, когда он был ещё человеком, и хорошее, и плохое.
Например, он случайно мог столкнуться с Хай Жо, тогда ещё ученицей, по дороге на работу, и они сразу бы нашли общий язык. Или, возможно, Хай Жо, которого кто-то пригласил в его инвестиционный банк за финансовой консультацией, приятно побеседовали вместе. Возможно, поужинали. Или, может быть, были и более грустные моменты, когда они расставались и сходились из-за недопонимания, а потом снова сходились. Он даже представлял, как в старости они будут держаться за руки и идти по жизни вместе.
На самом деле, его холодная, сдержанная натура —
эта привычка никогда не улыбаться, держаться от людей на расстоянии, мешала ему выражать доброту. Но ведь… это была Хай Жо.
И этого одного было достаточно, чтобы он изменился, от кончиков пальцев до самого сердца. Чтобы захотел тронуть её душу, добиться её внимания, а потом, просто жить рядом с ней.
Но всё это… всего лишь самоуспокоительные фантазии Чу Чэньюя.
Он и представить не мог, что когда-то их пути в прошлой жизни могли пересечься. Его мир был слишком узок, а Хай Жо — не из тех, кто ищет новые знакомства.
Он не знал, не мог знать, что судьба однажды уже подала ему знак, уже дала шанс, самый большой, бесценный шанс, который он безразлично отбросил прочь.
— Дун-дун, тебе больно? — голос Хай Жо звучал тревожно.
— Миу… — Нет, всё хорошо.
Всё хорошо. Всё хорошо, правда. Чу Чэньюй сдерживал боль, тугой узел в груди сжимался всё сильнее. Он осторожно лизнул Хай Жо в щёку.
— Пожалуйста, только не болей, — шепнула она, почти беззвучно. — Теперь у меня есть только ты. Не смей пропадать, слышишь?
Дун-дун приподнял голову и из последних сил издал пару бодрых, игривых звуков.
Он просто… немного пожалел. Пожалел, что когда-то упустил всё.
Сдерживая подступающие слёзы, он смотрел, как Хай Жо тревожно морщит брови, а потом, как она, заметив его взгляд, всё равно улыбается. Той самой мягкой, успокаивающей улыбкой, ради которой он, кажется, и захотел жить второй раз.
