Он лежал перед ней — растрёпанный, с мокрыми от пота волосами на висках, с раскрасневшимися щеками и потускневшим, но всё ещё красивым взглядом. Его губы чуть дрожали, и на лице отражалась не просто страсть — а почти боль. Будто это желание стало для него непереносимым.
Сяо Цяо почувствовала, как в груди у неё сжалось. Что-то тёплое и мягкое, почти жалостливое, поднялось в ней, растопив сопротивление.
Она колебалась, опустив глаза. Потом сдалась:
— Тогда… — прошептала она, краснея. — Слово даю — только один раз. Потом всё. Договорились?
— Понял, понял… — Вэй Шао задышал так, будто только что был прощён за смертный грех.
Она протянула к нему руку, скользнув по его бедру, осторожно, как будто могла обжечься. Он напрягся весь, будто вся его кожа отозвалась. Тело под её ладонью было горячим и натянутым, словно струна, вот-вот готовая сорваться.
Она обхватила его — мягко, медленно, как будто успокаивала. С каждым движением он начинал дышать всё громче, губы приоткрылись, шея вытянулась, и он запрокинул голову, глаза закатились, едва не застонав вслух.
Но он сдерживался. Изо всех сил. Не двигался, как и обещал. Только пальцы его сжались в кулаки.
— Цяо… — его голос сорвался с губ дрожащим шёпотом. — Ты… такая…
Она не ответила. Губы её были сжаты, взгляд опущен. Щёки вспыхнули ярким румянцем. Она старалась делать всё быстро, но нежно, как будто и правда просто помогала.
Он не выдержал — издал сдавленный стон, тело его дрогнуло, будто в нём прошла волна. Через миг он сжал глаза, а затем тяжело выдохнул, словно сбросивший с плеч жаркое бремя.
Сяо Цяо быстро отдёрнула руку, сама слегка дрожала. Всё лицо горело.
— Всё… — выдохнула она, отворачиваясь. — Дальше вы сами.
Вэй Шао ещё не пришёл в себя. Его грудь высоко вздымалась, на губах была полуулыбка — и что-то похожее на детскую благодарность.
Он тихо потянулся к ней, не хватаясь — просто коснулся запястья:
— Спасибо супруга… только ты умеешь так…
Она не ответила, только выскользнула в сторону, прикрывая лицо рукавом, словно что-то поправляя. А внутри — всё ещё дрожала.
…
Вэй Шао — подлый, сладкоголосый обманщик! Малейшая клятва из его уст — как шелковая петля: мягкая, но тугая. Сяо Цяо сжимала зубы, лежа на самом краю походной кровати, половиной тела почти свисая вниз. Только его тяжёлая, обнажённая нога, закинутая поперёк её живота, удерживала её от падения — и одновременно вдавливала в постель так, что казалось, он всё ещё пытается оставить на ней свой след.
В палатке ещё царила полутьма. Где-то снаружи раздался утренний рог — гулкий, хриплый, пронизывающий. Сяо Цяо дернулась, распахнула глаза и тут же сжалась от тупой боли в пояснице. Всё тело было ломким, гудело, будто её всю ночь гнули, вытягивали, сжимали, гладили и… заполняли.
Воспоминания прошлой ночи вспыхнули, как жара на вспотевшей коже.
Он сказал: «Только раз. Только чуть-чуть… только отпустить…»
А потом она оказалась верхом на нём, с покрасневшими ушами, прикушенной губой, прижимаясь к его бедрам, пока он срывался с цепи, гладя её снизу сильными, горячими руками, нашёптывая то нежности, то бессвязные просьбы, пока не превратился в напряжённый, дрожащий сгусток желания под ней.
Он весь горел — кожей, дыханием, стонами. И жаждал её — не просто, как тела, а как покоя, спасения, извинения и оправдания всему.
И она… она снова не смогла ему отказать.
В итоге — не раз. И совсем не «немного».
Он твердил, что не может остановиться, что больной, что она нужна ему сейчас. И она верила — и пускала в себя глубже, сжимая его руками за плечи, впуская всё, что он ей отдавал.
А теперь?
Теперь она лежала, зажатая под ним, с влажной от пота кожей, вспухшими губами и ноющей тяжестью между ног. На шее — лёгкий укус, на бедре — отпечатки пальцев. Везде — он.
Сяо Цяо тихо выдохнула и прикрыла глаза рукой.
Как теперь выйти наружу?
Как смотреть в глаза людям, когда её собственное тело всё ещё предательски помнило, как он вчера стонал её имя сквозь стиснутые зубы, как просил остаться ещё чуть-чуть, ещё раз, как держал её за бедра, не давая уйти…
Она клялась себе — старалась изо всех сил. Терпела, как могла, не издавая ни единого лишнего звука. А его — ей приходилось то и дело прикрывать ладонью, не давая издать глухой, жаркий стон, который точно сотряс бы ночную тишину лагеря. Вэй Шао — настоящее бедствие под кожей. Когда он хотел — сдержать его было невозможно.
Даже зная, что вокруг шатра — пустой кордон, и ближайшие офицерские палатки находятся не ближе десяти с лишним чжанов, она всё равно чувствовала, как в сердце закрадывается страх: а вдруг кто-то услышал?
Сяо Цяо тихо застонала, не от удовольствия, а от боли в спине. Она попыталась сдвинуть с себя его тяжёлую, горячую ногу, но стоило пошевелиться — как его рука тут же скользнула к талии, крепко прижала. Он всё ещё спал… но держал её, будто боялся, что она исчезнет.
Она замерла.
И в этот момент его веки дрогнули. Густые ресницы чуть дрожали в утреннем свете, глаза медленно распахнулись — и встретились с её взглядом.
В рассветной полутьме его тёмные глаза были как две глубокие капли чернильного света. И, глядя в них, Сяо Цяо ощутила, как всё в ней мягко тает — как восковая свеча в ладони.
— Ты пришла… и мне сразу стало легче, — прошептал он, голос его был низким, чуть хриплым, будто пронесённым через песок и ночь.
Он медленно потянулся к ней, тёплым лбом коснулся её лба, а потом подбородком — шершавым от небритой щетины — легко провёл по коже, оставив на ней еле заметный след, как по росе.
Сяо Цяо даже не заметила, как у неё перехватило дыхание.
Он вдохнул её запах — тёплый, женственный, с солоноватым привкусом страсти и недосыпа. Его пальцы, тёплые и уверенные, медленно скользнули по её бедру, будто невзначай, но в этом прикосновении таилась всё та же неуемная жажда, которую она уже знала — и которой боялась.
— Мне правда лучше… — повторил он, уткнувшись в её шею, шепча уже не разумом, а телом.
Она должна была оттолкнуть его. Должна была напомнить, что он всё ещё на лечении. Что прошлой ночью он и так переступил все границы.
Но она не могла. Потому что с того мгновения, как он открыл глаза и посмотрел на неё — у неё вновь затрепетало сердце.
И, возможно… она хотела этого не меньше, чем он.
Противоречивые чувства от этой пары. Понятно, что любовь зарождается только, но… Они топчутся на одном месте. Ладно он(здесь и менталитет, и он генерал с детства), а вот она для меня вообще не понятна. Зачем было тогда о перерождении заявлять, ей же 30 лет было уже? Могла бы поумнее быть с ним. А такое чувство, что жертва влюбилась в своего насильника.