Чжан Улань, используя свои уникальные методы, быстро распространил информацию о том, что планирует приобрести цветочные головки пионов у Мудань по высокой цене следующей весной.
Первые несколько дней вокруг стояла тишина — ни шёпота, ни заметных движений. Мудань же жила, как и прежде: каждый день садилась верхом и отправлялась в дорогу — в поисках храмов и даосских обителей, где растили редкие, славящиеся красотой пионы. Она неторопливо бродила по их садам, прислушивалась к разговорам, выспрашивала о цветах.
Особенно часто её путь лежал туда, где в этом году цветочные головки уже были заранее выкуплены Цао Ваньжуном. В беседе она невзначай позволяла себе выказать неподдельное восхищение и жгучее желание заполучить именно эти сорта, словно сама мысль о них сводила её с ума.
Но кроме особо желанных для неё видов, Мудань почти нигде не оставляла задатка — лишь устно заявляла, что хочет приобрести. И, разумеется, никаких письменных соглашений с хозяевами она пока не заключала.
На пятый день её поездок дорога привела Мудань к дому одного цветовода. Говорили, у него растёт редчайший «король пионов» по имени Фэньши — нежно-розовый лев, способный разом распускать десятки цветов, и слава о нём шла далеко за пределы столицы.
Стоило Мудань переступить порог, как хозяин сам вышел её встречать. Узнав, кто перед ним, он с улыбкой окликнул её по имени и прямо спросил, пришла ли она заказывать цветочные головки.
В душе Мудань вспыхнула радостная искра — это значило, что её замысел почти воплотился.
Хозяин пригласил её взглянуть на своего пионового великана. И «король» оправдал своё имя: куст раскинулся более чем на четыре чжана в обхвате, а в высоту достигал почти пяти чи. Он уже одним своим видом притягивал взгляд.
С нескрываемой гордостью цветовод принялся расхваливать своё сокровище:
— Госпожа Хэ, вы сегодня приехали не в самое лучшее время. Вот бы вы увидели его в пору буйного цветения! Он тогда поднимается выше шести чи, а в этом году распустил пять с лишним десятков бутонов, каждый — с пол-чи в поперечнике и высотой более двух цуней. Форма цветка — особенная, ни с чем не спутаешь. Не стану хвастать, но в столице таких, чтобы и размер, и пышность, и обилие — да хоть отдалённо приближались к моему, — можно по пальцам пересчитать. Если пожелаете, и цена будет достойная, я, разумеется, отберу для вас лучшие головки.
Мудань, даже не видев «Фэньши» в цвету, отлично знала, что он собой представляет. Это был редкий для пионов сорт — так называемый «То гуй – Подносящий османтус», из группы среднецветковых[1]. Бутоны его раскрывались в нежно-розовом оттенке, постепенно выцветающем до белизны. Внешний венчик состоял из двух кругов лепестков, а у их основания раскидывалось крупное тёмно-фиолетовое пятно, занимавшее почти весь нижний край лепестка. От этого пятна расходились лучами тонкие пурпурные жилки. Внутренние лепестки были уже, чуть изогнуты, и на каждом тёмное пятно занимало четверть, а то и половину площади.
Даже не беря в расчёт красоту формы и окраски, одно только то, что этот пион за сезон давал столько цветов, пробуждало в ней подлинный интерес. И всё же, глядя на него, Мудань понимала: куда больше, чем цветочные головки, её манила сама живая основа — весь куст целиком.
Долго раздумывая, она наконец озвучила цену:
— Цветов у твоего «Фэньши» и впрямь немало, но до поистине редких сортов ему далеко. Я дам тебе сто пятьдесят тысяч цяней и, сверх того, добавлю две привитые ветви сортов Яохуан и Вэйцзы. Отдай мне весь куст.
Цветовод заметно колебался, но предложенная Мудань сумма была слишком заманчива. После недолгих раздумий он всё же согласился.
Затем, под его рекомендацию, Мудань обошла ещё несколько хозяйств и выкупила у разных цветоводов несколько уже взрослых, крепко укоренившихся кустов. За один день она потратила десять тысяч цяней, причём всё происходило просто: деньги — в руки, куст — в телегу.
После этого она на время притихла.
Прошло два дня, и Чжан Улань прислал ей весточку: Цао Ваньжун снова начал действовать. На этот раз он не ограничился храмами и даосскими обителями, а пошёл дальше — в дома самих цветоводов. Причём действовал всерьёз: платил за заказанные цветочные головки и заключал письменные контракты, а не ограничивался устным словом, как это делала она.
Мудань немедленно снова выехала, опередив его в двух хозяйствах. Но Цао Ваньжун, словно обезумев, усилил нажим, и дошло до того, что к ней явились люди, желавшие вернуть задаток.
Она лишь с улыбкой выслушала их, без всяких упрёков приняла деньги обратно, проводила гостей за порог — и больше к этому делу не возвращалась.
С приближением зимы в Фанъюане настала пора дать пионам последнюю в этом году подкормку.
В эти дни над садом всё время стоял густой, тяжёлый дух деревенского навоза. Как шутила вполголоса Шу`эр, теперь ей казалось, что даже в собственных волосах она улавливает этот запах — и никакое благовоние, сколь бы изысканным оно ни было, не способно его перебить.
— Ну и вонища… — ворчала она, — а госпожа Мудань, представьте себе, может целыми днями стоять рядом, следить, как удобряют цветы, и ещё, случись что, сама засучит рукава, подойдёт и проследит, чтобы удобрения дали ровно столько, сколько нужно. Ни капли брезгливости!
Садовники и крестьяне из окрестных деревень, пришедшие помочь, исподтишка посматривали на неё с немалым удивлением. Чистенькая, изящная молодая госпожа, вместо того чтобы сидеть в стороне и наслаждаться покоем, стоит здесь, вдыхает всю эту вонь, да ещё и ходит с совком, раздаёт указания, порой и нагоняй, а то и сама зачерпнёт полный ковш… Это уж, право слово, было невиданно.
Мудань была одета в старое, грубое платье, в руках — грязный, дурно пахнущий совок для навоза. Она сама показывала работу недавно набранной группе подростков.
Эти ребята, почти все — из тех, кого она выбрала в доме Хэ, обычно вели себя прилично и послушно. Но стоило дойти до этапа удобрения, как, выросшие в городе, они начинали морщить носы, а самые впечатлительные и вовсе едва сдерживали рвотный позыв.
Садовник Чжэн и прочие мастера, попробовав поучить их пару раз, быстро потеряли терпение. Один за другим они приходили к Мудань с жалобами: мол, эти домашние мальчишки никогда тяжёлого труда не знали, к грязной работе неспособны, лучше бы продать их и набрать других.
Мудань же прекрасно понимала: да, в этих мальчишках было отвращение к грязи, да, не все они слушались. Но и мастера, вроде Чжэн Хуа, вовсе не горели желанием обучать всерьёз тех, кто им чужой по крови и судьбе.
Раз так, ей самой пришлось взяться за дело — учить их самым азам. Ведь вырастить одного по-настоящему искусного мастера пионов — уже труд, а создать целую команду, которая будет принадлежать только ей, — куда сложнее. И потому она должна была не жалеть времени и сил на этих учеников.
[1] «То Гуй» — сорт пиона из группы среднецветковых (中花型), название которого дословно означает «Подносящий османтус». Лепестки цветка расположены так, что широкий внешний венок «поддерживает» густую золотистую сердцевину, похожую на миниатюрные гроздья цветков османтуса (Osmanthus fragrans). В китайской символике османтус связан с осенней луной, удачей и почестями, а его упоминание в названии пиона усиливает ассоциацию с благородством и изяществом.
