— Их супружеские дела — клубок, который невозможно распутать, — заговорила она тихо. — Они знали друг друга с малых лет, можно сказать, были истинными друзьями детства. Госпожа Бай с детства была предназначена старшему брату Пань Жун — Пань Жую.
В те годы Пань Жуй был наследником поместья хоу Цзю в Чучжоу. Будь то как сын, как обручённый жених, как старший брат или как друг — во всём он проявлял себя безупречно. Почти не к чему было придраться. На его фоне Пань Жун казался лишь тенью — тихим, незаметным, никем особенно не замеченным.
Пань Жуй и госпожа Бай были по-настоящему согласны сердцами; родители и родня с обеих сторон смотрели на их союз с одобрением и надеждой. Но впоследствии Пань Жун посмел задеть тех, кого трогать не следовало. Именно это и привело к беде, что обрушилась на Пань Жуя…
Сказать по правде, в случившемся нельзя винить одного лишь Пань Жуна. Он был ещё слишком молод, к тому же любил веселье и забавы, не пользовался в семье особым вниманием и со временем всё больше погружался в беспечность и самоуничижение. Часто он проводил время со столичными повесами, предаваясь их потехам — петушиным боям и собачьим травлям.
И вот однажды, во время петушиного боя, Пань Жун, не выдержав насмешек, схлестнулся с одним из императорских сыновей. В гневе он сильно избил того. Принц в ответ привёл целую толпу молодых ванов из рода, и они устроили засаду. Тогда рядом с Пань Жуном оказался Пань Жуй — оба брата попали под жестокие удары.
После того злополучного дня Пань Жун выжил, пусть и с ранами, а вот Пань Жуй получил слишком тяжёлые увечья — и, не оправившись, скончался.
Хоу Чучжоу три дня и три ночи простоял на коленях у дворцовых врат, умоляя о справедливости. Государь, хотя и наказал зачинщиков, на деле выставил лишь козлов отпущения. Истинные виновники же в ту пору купались в славе и наслаждались властью.
Цзян Чанъян тяжело вздохнул:
— Когда я служил в Ду-хуфу Аньси и услышал о его гибели, сердце моё было полно скорби. Ведь он был моим лучшим другом. Когда мы с матерью покидали столицу, только эти два брата проводили нас искренне и от души, а впоследствии не переставали писать мне письма. Остальные же — даже родня — лишь смотрели со стороны, кто с холодной усмешкой, кто с насмешкой. Мы с ним давали друг другу клятву: я буду вершить подвиги на границах в Аньси, он — строить заслуги в столице, и вместе мы прославим себя. Кто мог подумать, что ему суждено умереть столь жалкой смертью…
Мудань замерла на мгновение, потом спросила:
— Кто был тем человеком?
Лицо Цзян Чанъяна потемнело.
— Виновен был ван Минь, — произнёс он мрачно. — Он был старше Пань Жуна на несколько лет, но никогда не мог одолеть его ни в драке, ни в деле. Его поступки всегда были постыдны, и для мести он избрал столь же низкие, подлые методы. Раньше он вёл себя заносчиво, но после этого случая стал куда более коварным.
— Впрочем, это всегда было в духе вана Минь, — заметил он с горечью. — Больше всего он любил ударять исподтишка.
Мудань невольно вспомнила кое-какие его поступки, и тяжёлый вздох вырвался у неё из груди: в этой императорской семье мало кто заслуживает доброго слова…
— А что было потом? — спросила она. — Госпожа Бай вышла замуж за Пань Жуна? Я слышала от неё лишь мельком… Кажется, у неё с супругой господина хоу Чучжоу отношения складывались плохо, и жилось ей там совсем невесело.
Если же сердце госпожи Бай принадлежало Пань Жую, то, несомненно, она таила обиду на Пань Жуна… да и замуж за него идти вовсе не желала.
— Союзы между семьями… — горько усмехнулся Цзян Чанъян. — Если только не наступает полный край, разве кто-то станет легко от них отказываться? Умер старший брат выдают за младшего, умерла старшая сестра вместо неё идёт младшая. Ради выгоды всего рода личное желание ничего не значит.
Его губы изогнулись в насмешливой улыбке, и он продолжил:
— После случившегося Пань Жуна хоть и утвердили в титуле господина наследника, он женился на госпоже Бай, но так и не избавился от тяжёлой вины. Ему всё чудилось: никто его не простил, все смотрят на него с презрением, всё его вина. Потому и поступки его часто бывали странными, нелепыми. В поместье хоу сперва надеялись, что госпожа Бай сумеет удержать его, наставить на должный путь. Но стоило ей сказать хоть слово, он тут же вспыхивал: «Я не Пань Жуй! Я — Пань Жун! Я не способен делать то, что всегда делал Пань Жуй!»
Но разве может кто-то без конца терпеть, когда ему снова и снова вонзают нож в сердце? Госпожа Бай вскоре перестала вмешиваться в его дела. А Пань Жун, не встретив её сопротивления, пошёл ещё дальше стал приводить в дом наложниц. Госпожа Бай, с её характером, никогда бы не унижалась, умоляя мужа отказаться от новых женщин. Естественно, она предпочла делать вид, что ничего не происходит. Он же, чувствуя вседозволенность, становился всё более распущенным и своевольным.
Такое поведение вызвало недовольство хоу Чучжоу и особенно его супруги. Главная госпожа, потерявшая любимого сына в середине жизни, и без того обладала тяжёлым нравом; к Пань Жуну она относилась прохладно и с недовольством, порой встречала его лишь холодным взглядом. При этом она винила ещё и госпожу Бай за то, что та «не хочет приложить усилий».
Разочаровавшись в невестке, она перенесла все надежды на маленького Пань Цзина. Но методы её воспитания шли вразрез с принципами госпожи Бай. Та строго следовала правилам и этикету, но уступать и склонять голову без нужды была не способна. Столкновения и разногласия между ними становились неизбежными.
Всё это походило на замкнутый круг, но корень бед, в конце концов, скрывался в самом Пань Жуне.
Мудань нахмурила брови и сказала:
— Если бы Пань Жун смог немного измениться… Возможно, не все были бы полностью счастливы, но, по крайней мере, не так много людей страдало бы от его действий.
Она замолчала, затем тихо добавила:
— Но сейчас меня больше всего тревожит одно: есть ли у него в сердце место для госпожи Бай? По моим наблюдениям, кажется, что есть. Но если он всё же хранит к ней чувства, зачем же так мучить её? Разве это не значит самому себе навлекать страдания? Поистине, поведение его чистое безумие.
Цзян Чанъян сказал:
— Они ведь друзья детства, и во многом лишь им двоим ведомо, что творится в их сердцах. Но в одном я уверен: он, конечно же, не испытывает отвращения к госпоже Бай напротив, есть в нём и симпатия к ней. На деле же, рядом с ней он чувствует себя неполноценным, всё время сравнивает себя с Пань Жуем и считает, что до него ему бесконечно далеко. В таком состоянии даже случайное слово госпожи Бай способно задеть его и вызвать боль, раздражение, гнев. Я уже говорил ему всё, что только можно было сказать: и то, что стоило бы, и то, чего лучше было бы не касаться. Но он всё тот же…
Он помолчал, потом добавил:
— Если тебе по-настоящему жаль госпожу Бай, я ещё раз приглашу его, попробую серьёзно поговорить. А если он и тогда не внемлет, и при этом они не желают расставаться, то тебе останется лишь чаще бывать рядом с госпожой Бай, составлять ей компанию и отвлекать от горестных дум.
