Её голос звучал спокойно, но в этой кротости чувствовалась острота шёлка — тихая, но режущая. Слова, обёрнутые в вежливость, ранили точнее любого упрёка.
Лицо У Си Лянь на миг застыло, а затем губы её изогнулись в язвительную усмешку:
— Даже если бы я была тобой, я бы не прозябала так униженно! Жить вот так — униженной, запертой, словно канарейка в клетке — лучше уж сразу умереть!
Госпожа Бай, до той поры молча наблюдавшая за перепалкой, резко вмешалась, недовольно нахмурив брови:
— А`Лянь, я ведь уже говорила тебе — у каждого человека своя судьба, свой нрав, свой путь решения бед. Разве твоя старшая сестра живёт лучше? А я? Я, по-твоему, счастлива?
У Си Лянь с шумом вскинула рукав, резко вставая:
— А`Синь, ты была подругой моей сестры, когда с ней случилось горе. А теперь… не просто не сочувствуешь ей, а выносишь её боль на всеобщее обозрение, будто это подходящая тема для светской беседы. Это мерзко!
С этими словами она высоко подняла голову и, не дожидаясь ответа, развернулась, чтобы уйти, оставив после себя лёгкий шлейф золотистой парчи и горьковатый запах весенних духов.
Госпожа Бай, не скрывая разочарования, сказала:
— Я по доброй воле познакомила тебя с подругой, считая, что ты — человек рассудительный, негордый и достойный. Думала, что ты не такая, как прочие, не станешь цепляться к пустякам. Тем более, с учётом тех уз, что связывают нас через твою сестру… Но, видно, я ошиблась. Ты только что не её унизила — ты и меня поставила в неловкое положение.
— Значит, я — поверхностная и пустая? — У Си Лянь вся побагровела, ноздри мелко подрагивали от гнева, а глаза налились слезами. — А`Синь, ты её только что узнала! Как можешь из-за неё набрасываться на меня?!
— Я не встаю ни на чью сторону, — твёрдо ответила госпожа Бай. — Не защищаю и не обвиняю. Просто говорю, как есть. Многое ты поймёшь сама — когда сама выйдешь замуж.
У Си Лянь надменно фыркнула, высоко вскинув подбородок:
— Я никогда не выйду за подобного человека!
Мудань, сдерживая волнение, спокойно поднялась, слегка присела в поклоне и мягко проговорила:
— За то, что из-за моего присутствия между вами возникли разногласия, я приношу искренние извинения. Это моя вина. На том конце меня, боюсь, уже ждут, не смею задерживаться — позвольте откланяться.
Говорят, «Слово, что не по сердцу, и полслова — много». Зачем оставаться и доводить до разрыва давних уз? Мудань знала, когда лучше тихо уйти, не усугубляя положения и не заставляя госпожу Бай выбирать между уважением к ней и привязанностью к старинной подруге.
Госпожа Бай хотела было удержать Мудань, но, встретившись с её спокойным, ничем не омрачённым взглядом — без гнева, без обиды, без суеты — поняла: настаивать значит только добавить тягости в сердце этой девушки. Что толку держать того, кто уже решил уйти с достоинством? Потому она лишь молча поднялась, проводила гостью до самого выхода из беседки, и, слегка коснувшись её руки, тихо прошептала:
— До новой встречи.
Мудань кивнула сдержанно и, отойдя лишь несколько шагов, вдруг заметила, как с другого конца сада быстрым шагом приближаются Пань Жун и Ли Син. Она вздрогнула, вмиг инстинктивно отступила за кусты, стараясь скрыться от их взора.
— Сестричка, постой! — загремел голос Пань Жуна, раскатистый, как набат, мгновенно привлекая внимание окружающих. — Подожди хоть слово вымолвить! Это всё ерунда, право слово…
Его громогласная речь заставила многих обернуться — на скамеечках стихли разговоры, кто-то поднялся посмотреть, что случилось. Мудань, заметив на себе десятки взглядов, только плотнее сжалась в плечах и отошла ещё дальше, прячась в тени.
Ли Син мрачно нахмурился, резко схватил Пань Жуна за локоть:
— Ты сюда помогать пришёл или людей добивать? Ты что, нарочно? Если ты и дальше будешь всё портить, можешь забыть о нашей договорённости.
— Ну-ну, — заморгал Пань Жун, хмыкнув. — Не передёргивай! Это и правда не такая уж беда. Ей рано или поздно всё равно придётся привыкнуть. Зачем же зря страдать?
Но, несмотря на браваду, он всё же отправил слугу разыскать госпожу Бай.
Госпожа Бай выслушала Паня Жуна, и, покачав головой, удивлённо произнесла:
— Странно. А ведь я не заметила, чтобы она выглядела особенно убитой. Напротив — спокойная, даже разговор вела с улыбкой.
Пань Жун всплеснул руками:
— Вот именно! Всё пропало! Настоящее горе — это не слёзы и рыдания, а когда человек смеётся с пустыми глазами. Она не только вернулась сюда, но ещё и держится сдержанно, словно ни в чём не бывало. Это как раз и страшно! Сердце у неё мертво, а раз так — не ровен час, что-нибудь с собой сделает. Скорее, иди к ней, умоляй, чтобы не наделала глупостей!
Не успел он договорить, как Ли Син презрительно фыркнул, а госпожа Бай холодно скользнула по Пань Жуну взглядом и, не обратив внимания ни на его тревогу, ни на сидящую в беседке У Си Лянь, не сказав больше ни слова, быстрым шагом направилась на поиски Мудань.
Мудань, стараясь не сталкиваться с Пань Жуном и Ли Сином, свернула в боковую аллею, где из-за живой изгороди вдруг донёсся весёлый смех. Там, в кружке цветущих клумб, Юйэр увлечённо играла в чупу с молодой девушкой. Судя по довольной улыбке на лице последней и отчаянию на лице Юйэр —, удача была явно не на стороне служанки.
— Молодая госпожа! — воскликнула Юйэр, заметив Мудань. — Идите к нам! Помогите! У меня сегодня ужасный день, всё проигрываю!
Мудань рассмеялась, покачала головой:
— Я в эту игру не умею, — мягко ответила она, подойдя ближе. — А если сяду, то и вы рискуете проиграть всё до последнего.
Юйэр вытянула губы и шутливо всплеснула руками:
— Ну вот! Предали меня на поле битвы!
Мудань не ответила — просто опустила взгляд и на мгновение прикрыла глаза, будто прислушиваясь к тишине внутри себя.
Юйэр с улыбкой пододвинулась ближе:
— Всё просто, молодая госпожа! Стоит один раз сыграть — и сразу поймёте.
Она уже протянула руку к костям, собираясь объяснять правила, когда вдруг со стороны донёсся лениво уверенный голос:
— Две чёрные и три белые — это «фазан», счёт четырнадцать; две белые и три чёрные — «теленок», десять; пять белых — «белая», восемь. Эти четыре — самые редкие, их называют «драгоценной ставкой».
