Голос её был твёрд, ясный, но в нём звучало уважение. Она понимала, что Цзян Чанъян сделал это добровольно — и именно потому она не хотела злоупотребить этим добром. Она уже чувствовала: если хочет по-настоящему занять своё место в этом мире, ей придётся самой научиться держать удар.
У, заметив, с какой ясностью и достоинством Мудань откликнулась на помощь, остался совершенно доволен её реакцией. Но всё же, не упустил случая отвести разговор в более лёгкое русло, как бы невзначай развеяв её сомнения:
— Госпожа излишне строга к себе, — сказал он с добродушной усмешкой. — Мы и впрямь сейчас копаем канаву. Мой господин давно хотел устроить у воды павильон — водную беседку, посадить там белый лотос и редкий многослойный сорт. Только и ждали, когда воды станет больше. А тут как раз вы расширили русло… По правде говоря, нам это только на руку. Получается, это мы воспользовались благом от вашего поместья. Если по совести — нам и платить бы вам за такую милость.
Мудань поспешно улыбнулась, покачав головой:
— Что вы, что вы, нельзя так говорить…
Но У не дал ей договорить, с лёгкой настойчивостью перебил:
— Если бы эту землю купил кто-то другой, — сказал он с нажимом, — боюсь, вода для нас и всех нижележащих поместий давно бы пересохла или оказалась бы совсем нечистой. Вы же сделали всё разумно, без лишнего ущерба. Так что мы, можно сказать, в долгу. А вы, госпожа, просто запомните это больше и не надо. Довольно, что у вас в сердце будет покой.
Сказав это, он уже не стал тратить лишних слов, почтительно откланялся и направился к выходу.
Мудань, видя, что его не удержать, только покачала головой с лёгкой улыбкой и снова поблагодарила. Она и Улян вместе проводили гостя за ворота.
Затем, когда ворота вновь закрылись, брат с сестрой переглянулись. Ситуация становилась всё менее предсказуемой. Посовещавшись наспех, они приняли решение: Мудань отправится домой, чтобы как можно скорее обсудить происходящее с Хэ Чжичжуном и найти надёжный способ уладить конфликт. А Улян останется в Фанъюане — на случай, если люди из поместья вана решат воспользоваться её отъездом, чтобы снова явиться с претензиями.
С Мудань отправились тётушка Фэн, Юйхэ и двое крепких, надёжных слуг. Повозка вскоре скрылась за поворотом дороги, и брат с сестрой — каждый в своей роли — начали готовиться к следующему шагу.
Близился вечер. Небо на западе вспыхнуло огненной зарёй, разлившись по облакам нежными красками алого, розового и золотого. По обе стороны дороги зеленели поля, налитые сочной жизнью — молодые побеги риса стояли в ровных рядах, густо и бодро. В воздухе стоял лёгкий аромат влажной земли, птицы порхали над межами, перебегали по гребням, щебетали радостно, словно день ещё не хотел угасать. Время от времени взлетала белая цапля, опускаясь снова где-то в глубине залитого поля. Издали тянулся тонкий дымок — в деревне начинали ужинать. Вся эта картина дышала спокойствием и простотой, какой не встретишь в чертогах столицы — только здесь, в глубине земли, где жизнь течёт медленно, но прочно.
Мудань ехала верхом неспешно, поводья почти не натягивала. Она вглядывалась в эту картину — в бесконечную зелень, в плывущие облака, в покой деревенского вечера. И словно сердце её тоже стало прозрачным, как небо над ней.
Тётушка Фэн с Юйхэ заметили, как Мудань замедлила шаг, и не стали её торопить. Шли себе вразвалочку, иногда обмениваясь шуточками и улыбками, наслаждаясь лёгкостью пути.
Вдруг позади раздался ритмичный топот копыт. Мудань обернулась.
И сразу заметила — нечто особенное.
Впереди скакал всадник на поистине приметном коне: весь вороной, чёрный как смоль, с ярко-белыми отметинами — на лбу и на четырёх ногах. Конь был высок, сложён крепко и красиво, мускулы играли под кожей, каждый шаг его был уверен и благороден. Он словно сам знал, что, красив.
А верхом на нём сидел мужчина в чёрной шёлковой повязке на голове, в тёмно-синем халате с разрезом до пояса, на боку висел чёрный горизонтальный меч. Его лицо было спокойным, решительным, будто высеченным из камня, в чертах — ясная сила. Это был Цзян Чанъян.
Позади него на сером коне ехал знакомый уже человек — смуглолицый, в сером халате. Кто, как не У Сянь, тот самый, что несколько часов назад приходил в Фанъюань с вестью и доброй волей.
Мудань и представить не могла, что вот так — среди вечернего безмолвия и золотистых полей — встретится с Цзян Чанъяном и его слугой. Удивление вспыхнуло в её глазах, но она тут же взяла себя в руки, ловко осадила лошадь, развернула поводья и, обернувшись, грациозно склонила голову в приветствии:
— Господин Цзян, да будет вам мир.
Цзян Чанъян и сам не ожидал встретить её здесь, посреди полей, на пороге сумерек. Он удивлённо приподнял бровь, но тут же расцвёл открытой, светлой улыбкой. Белоснежные, ровные зубы блеснули в золотом свете заката. Он тоже наклонился вперёд, приложив кулак к ладони в уважительном поклоне:
— Госпожа Хэ, да будет и вам мир. Вы, как я вижу, направляетесь в город?
— Верно, — ответила Мудань с мягкой улыбкой.
Цзян Чанъян взглянул на небо — алые облака начали расползаться, и на горизонте уже сгущались фиолетовые тени. Затем его взгляд вновь вернулся к ней. В лучах заходящего солнца её лицо сияло, как фарфор, отливая тёплыми отблесками — черты стали особенно нежными, почти волшебными. Он будто задержался в этом взгляде на миг дольше, чем позволяли приличия, но тут же заговорил:
— Я тоже как раз направляюсь в столицу. А день уже клонится к вечеру. Если вы не возражаете — не хотите ли поехать вместе? Пусть дорога будет короче, когда есть спутник.
