Оказалось, он сбежал из тюрьмы. Пришёл он за двумя вещами: поддельным паспортом на имя честного человека и сотней донгов1, чтобы скрыться подальше. Нам Тхо сказал:
— Дашь — исчезну навсегда. Не дашь — зарежу. Хочешь жить с женой и детьми, тогда слушайся.
Ба Киен подчинился. Нам Тхо действительно исчез, больше его никто не видел. Но, как говорится, старый бамбук сгнил, а молодые побеги уже тянутся. Преступники в деревне никогда не переводятся.
Не успел один уйти, как появился другой — Бинь2 Чык. Когда он жил в деревне, был тих и незаметен. Его звали не иначе как «глыба земли». Что скажешь — сделает. Повысишь голос — и его тут же в дрожь бросает. Если налог — один донг, он заплатит два. Жена у него была красавица с лукавыми глазами. Если кто-то пытался пошутить по этому поводу, он молчал, но потом дома срывался на ней.
Так уж повелось: быть слишком добрым — всё равно что быть дураком. Особенно здесь, где, если ты слаб, тебя раздавят, и не поднимешься.
Он работал не покладая рук, но всё равно был беден, как церковная мышь. Почему? Потому что даже за собой кусок хлеба не мог удержать. Кто хотел, тот и отбирал, а он принимал это как должное.
В конце концов мужчина не выдержал и пошёл в солдаты. И тогда всё пошло по-настоящему скверно.
Пока он был дома, жена хоть и гуляла порой, но всё же оставалась с ним. А как ушёл — всё пропало. Жена его молодая, двоих только родила. Глаза острые, щёки румяные, и вдруг одна осталась. Такая добыча прямо перед глазами, кто ж удержится?
Дом жены Биня находился у самой дороги. Помощник старосты, возвращаясь поздно ночью с карточной игры, частенько заходил к ней; мимо проходил деревенский ночной сторож — и тот заглядывал; даже сосед из дома напротив не упускал случая. Старый Хыонг3 Диен, прослуживший при всех старостах, и тот не стеснялся заигрывать. В глазах всей деревни жена Бинь Чыка стала чем-то вроде бесплатной содержанки, доступной для «господ начальства».
Даже сам Ли Киен, несмотря на то что у него уже было три жены, не устоял. Если всё доставалось даром, почему бы не воспользоваться? Более того, он извлёк из этого выгоду. Каждый раз, когда госпожа Бинь приходила за жалованьем или пайком4, предназначенным её мужу, ей приходилось просить у Ли Киена сопроводительное письмо, без которого продовольствие не выдавали.
Так и исчезали те жалкие гроши, что предназначались для семьи. Детям в итоге доставалось разве что по паре карамелек или, в лучшем случае, немного бань зай5 с колбасой. Всё, что зарабатывал Бинь, по сути, шло на то, чтобы его жена раз в месяц могла «порадовать» местного старосту.
Кто знает, возможно, Бинь всё это понимал, поэтому и не вернулся домой после окончания службы через три года. Вскоре в деревню пришёл ордер на арест некоего Чан Ван Чыка. Ли Киен заявил, что тот — из категории «бродячих» крестьян, не возвращающихся по месту прописки. Однако уже на следующий день после заявления Чык появился в деревне.
Ли Киен послал слугу вручить ему ордер. Тот явился немедленно, но не один, а с женой и двумя детьми. Не дав старосте раскрыть рта, он вытащил нож для забоя свиней, сжал его в руке и спокойно, но мрачно произнёс:
— Скажу прямо: я замешан в убийстве. Если ты меня сдашь, моя жена и дети умрут с голоду. А если им всё равно суждено умереть, я сам прикончу их прямо сейчас, а потом веди меня, куда хочешь.
Глаза его налились кровью, лезвие ножа блестело и прыгало в воздухе. Он вполне мог убить. Если человек способен перерезать горло своим детям, то пощадит ли чужую шею?
Ли Киен (Ба Киен) замер на миг, затем сказал:
— Иди домой. Я что-нибудь придумаю.
Под «придумаю» имелось в виду: он укроет его от властей. И каждый раз, когда приходил новый ордер, Ли Киен отвечал, что Чык так и не вернулся.
Так тот и жил спокойно, прямо в центре деревни. Его жена, словно подменённая, стала примерной хозяйкой, работала не покладая рук, чтобы прокормить семью. Староста и его помощники, понаблюдав за ней, начали рассуждать: если у женщины есть муж, а она всё ещё водится с другими — это грех. Все стали на вид благопристойными. Все, кроме Биня, потому что он — тот ещё наглец.
Обрабатывает участок, но налогов не платит. Требуешь — ругается. Пытаешься взыскать — хватает нож. Попробуешь силой — сам окажешься виноват, ведь староста сознательно укрывает беглого преступника.
Однако и этого Чыку показалось мало. В один день, явно что-то обдумав, он пришёл к Ли Киену с ножом и прямо заявил:
— Когда я ещё был на службе, посылал домой сто донгов. Теперь спрашиваю жену, куда делись деньги, а она говорит, всё отдавала тебе: мол, одна в доме, боялась хранить. Я ей не поверил, связал и оставил дома. А сам пришёл сюда выяснить, сколько ты у меня взял. Мне нужно на детей. Не вернёшь хотя бы донг — не дам им покоя.
- Донг бак — это денежная единица Французского Индокитая,
официально называвшаяся пиастр (piastre). Она была введена
французскими колониальными властями и находилась в обращении
с 1887 по 1954 год на территории современных Вьетнама, Лаоса
и Камбоджи. 1 пиастр = 100 су (сантимов). ↩︎ - Бинь — букв. «солдат». Чык служил во французской
колониальной армии, как это было массово распространено среди
бедных крестьян. «Солдат» — прозвище, оставшееся после службы. ↩︎ - Сельский чиновник низшего ранга. ↩︎
- Это натуральное довольствие (обычно рис, иногда соль, рыба или
ткань), которое выдавалось женам солдат или работников
в деревнях. ↩︎ - Круглая лепёшка из клейкого риса (что-то вроде плоского,
эластичного японского моти). ↩︎
