У Чи Фео пересохло во рту. Он с трудом сглотнул, по телу пробежала дрожь. Что-то первобытное, возбуждённое шевельнулось внутри. Он затрепетал.
Почему он, а не она? Разве не эта бедная, глуповатая женщина, заснувшая среди лугов неподалёку от его участка, должна была бы дрожать от страха?
А женщина эта — Тхи Но. Та самая Тхи Но, с замедленным умом, как героиня из старинной сказки, и внешностью, что могла бы отпугнуть даже демона.
Её лицо казалось насмешкой природы. Настолько короткое, что в ширину было больше, чем в длину, а впалые щёки только подчёркивали эту карикатурную непропорциональность. Если бы её щёки были пухлыми, то оно напоминало бы морду свиньи, а такие лица, как ни странно, встречаются чаще, чем принято думать.
Нос — короткий, широкий, красный и шершавый, будто кожура дикого апельсина. Он раздувался, словно стремился перетянуть внимание на себя, а губы, стараясь не уступать, потрескались от напряжения.
Она жевала бетель, от этого и без того пухлые губы набухли ещё сильнее. Хорошо хоть, вязкая смесь скрывала их свинцово-серый оттенок.
А зубы? Зубы были огромные и торчали вперёд, будто пытались восстановить хотя бы какую-то симметрию.
Прибавьте к этому тугой ум и получите единственную милость, которой её наделил бог. Если бы у неё был ум, она бы, возможно, страдала от собственного отражения в зеркале.
Она была бедна, а будь иначе, то пострадал бы какой-нибудь мужчина.
Её род происходил от семьи, где случались случаи проказы, и это окончательно делало её изгоем. Ни один мужчина даже не задумывался о женитьбе. Её сторонились, как чумы.
За тридцать с лишним лет жизни Тхи Но так и не вышла замуж. В деревне Ву Дай дети с восьми лет уже имели «друзей», а к пятнадцати заводили детей. Здесь не ждали до двадцати, чтобы завести первенца.
Судьба распорядилась так, что у Тхи Но не было семьи, кроме престарелой тётки, такой же одинокой, такой же безмужней. Та служила у торговки бананами и бетелем, отправляя товар в Хайфонг, Хонгай или Камфу1.
Тхи Но перебивалась мелким заработком в деревне. Они с тёткой жили вдвоём, в хлипкой бамбуковой хижине за дамбой, сразу за участком Чи Фео. Он — на окраине, они — в глубине деревни.
Может, потому Тхи Но и не боялась его, того, кого страшилась вся деревня. Когда долго живёшь рядом, страх уходит. Привычка сильнее страха. Смотрители зоопарков говорят, что даже тигры становятся кроткими, если видеть их каждый день.
Да и чего ей было бояться? Кто станет посягать на уродство, нищету и глупость? А ведь именно этим она и обладала.
К тому же Чи Фео редко бывал дома. А если и был, то спал. А кто способен на зло, пока спит?
Тхи Но проходила мимо его участка каждый день дважды, а то и трижды. Там был короткий путь к реке. Когда-то весь квартал пользовался этой тропой, чтобы стирать и носить воду, но с тех пор, как здесь поселился Чи Фео, все начали обходить её стороной. Все, кроме неё.
Она была чудаковатой и не делала, как все. Слишком верила людям, слишком полагалась на себя, а может, просто была упряма или не хотела менять привычек.
Как бы то ни было, она продолжала ходить этой дорогой и с ней ничего не случалось. Она привыкла.
Иногда, когда Чи Фео спал, Тхи Но заходила в его хижину, чтобы зажечь огонь. Порой она просила немного самогона, чтобы растереть ноги. Он, даже не открывая глаз, бурчал:
— Там, в углу. Лей сколько хочешь, только не мешай спать.
И она про себя удивлялась: «Почему же все его боятся?».
В тот вечер Тхи Но, как обычно, пошла к реке за водой. Именно в этот вечер луна светила особенно ярко. Её свет разливался по поверхности, и вода покрылась золотистыми рябями. Сначала эти волнующие блики казались красивыми, но если смотреть долго, уставали глаза. Ветер был прохладный, словно веер, разгонявший остатки дневного зноя.
Тхи Но зевнула. Веки наливались тяжестью и вот-вот должны были сомкнуться. У неё был странный, неискоренимый недуг: сонливость, накатывающая в любой момент, в любом месте. Тётка часто говорила, что у племянницы «бессовестная натура».
Зевнув, Тхи Но подумала: «Поставь кувшин, присядь, отдохни немного». С полудня она не разгибалась, так как тяжело работала, а сейчас была такая прохлада, до дрожи приятная. Словно кто-то и правда обмахивает веером…
- Города на севере Вьетнама, важные торговые и промышленные
центры во времена Французского Индокитая. ↩︎