Хотя солнце уже клонилось к закату, видимость на рифе была отличная. Призраков не было, да, можно сказать, что здесь не было вообще ничего.
Чэнь Либяо дрожал всем телом, явно ужасаясь этому месту. Он несколько раз огляделся по сторонам и тихо сказал:
— В прошлый раз я видел их в густом тумане. Как только туман рассеялся, ничего не осталось.
— Туман? — переспросил Чжан Хайянь. — Когда он появляется?
— Перед заходом солнца. Ветер стихает, поднимается густой туман. А к полуночи ветер снова усиливается и туман разгоняет. Мы видели призраков именно в это время.
Чжан Хайянь достал часы и посмотрел на них. До захода солнца оставалось ещё около получаса. Эти часы были стандартным комплектом Южного архива, их выдавали каждому морскому офицеру. На циферблате был изображён рак-отшельник. В то время такие часы стоили целое состояние. Его часы были синими, а у Чжан Хайся — белыми.
Чжан Хайянь бросил взгляд на Чжан Хайся, тот уже внимательно осматривал щели в рифе, не обращая внимания на разговор.
Чэнь Либяо покрылся холодным потом, весь был встревожен. Он несколько раз посмотрел на солнце, скользнул взглядом по морю, и было видно, как ему страшно.
Взглянув на него больше дюжины раз, Чжан Хайянь потерял терпение. Он махнул рукой, и Чэнь Либяо рванул обратно на морскую баржу, что привезла их сюда:
— Спасибо, офицер, что пощадили мою жизнь!
Капитан всё ещё ругался, когда Чэнь Либяо прыгнул в лодку. Затем капитан крикнул Чжан Хайяню:
— Офицер, вы сколько ещё на рифе задержитесь?
— А что, капитан, вы тоже боитесь?
— Офицер… — замялся капитан, — мы вас боимся больше. Если вы позволите, мы отведём корабль подальше. Когда захотите вернуться, позовите нас. А если не разрешите… мы останемся здесь, но на риф мы ни за что не пойдём.
Чжан Хайянь усмехнулся. С момента основания Южного архива он видел немало невероятного: заклинания, духов, мистику и не одну тысячу странных случаев. Но большинство из них были человеческой хитростью, игрой на страхах и слабостях людей. Он не верил, что события на рифе Паньхуа могут выйти за пределы этой закономерности.
— Забросьте нам вино, — сказал Чжан Хайянь, — дальше делайте что хотите. Но если после того, как я закурю, вы не успеете за полчаса, на Малакку вам пути нет.
Не договорив, Чжан Хайянь заметил, что капитан уже бросил на риф всё вино и продовольственные мешки. Когда Хайянь подошёл, чтобы собрать их, корабль уже быстро скрылся за горизонтом.
Без судов риф превратился в настоящий остров посреди океана. Вокруг была только вода, и никакой связи с сушей. Вдруг Чжан Хайянь понял, что оказался в ловушке на одиноком острове. Вдали море сливалось с горизонтом, а человек на острове, даже обладая выдающимися навыками, ничто перед силами природы.
Волны накатывали, и Чжан Хайянь вдруг почувствовал лёгкую потерю равновесия. Он отвёл взгляд и понял, что его ноги стоят прочно, просто качающаяся вода создавала иллюзию раскачивания самого рифа.
Он открыл бутылку и не успел сделать глоток, как услышал, что Чжан Хайся зовёт его с дальнего края рифа:
— Можешь ли ты перебраться на подветренную сторону?
Чжан Хайянь мысленно выругался и скрылся за скалой, усевшись в ожидании тумана.
Он давно работал с Чжан Хайся и знал его характер. Нос Хайся был удивительно чувствителен, а Чжан Хайянь курил и пил. Для Чжан Хайся это было настоящим испытанием. Часто Хайся просто мечтал вымыть его и избавить от всех этих запахов. Обычно, пока он сидел с подветренной стороны, они вполне ладили.
В этот раз Чжан Хайся больше не приставал. Чжан Хайянь наблюдал, как солнце медленно погружается за линию горизонта. Вблизи воды висели густые облака, и солнце сжималось в красный диск. Солнце скрылось за облаками, и небо загорелось алыми красками. Морской ветер постепенно стих.
Он вновь почувствовал тоску по Сямэню, по каждой мелочи, по дому. Сколько лет прошло с того момента, как он покинул материк и прибыл в Малакку. Вспоминалась женщина, которую он называл «ганьнян» — его наставница. Она спросила, сможет ли он прожить тридцать лет один в Малакке. Он, тогда ещё молодой, равнодушно согласился. Сейчас ему казалось, что тогда он был слишком наивен. Тридцать лет… тогда он не мог понять, что значит тридцать лет для человека.
Когда живёшь на чужбине, даже пройдя все тренировки и сумев наладить отношения с местными, невозможно полностью успокоиться. Всегда остаётся странное чувство, что ты не принадлежишь этому месту. Если бы не Чжан Хайся рядом, возможно, он давно бы сбежал обратно.
Он почти забыл, что говорила ему ганьнян, помнил лишь, что Чжан Хайся запрещал ему соглашаться. Но тогда он знал лишь, что доброта ганьнян безмерна, и он сделает всё, что она попросит. После его согласия ганьнян дала ему лист бумаги. Он нарисовал на нём круг. Ганьнян вздохнула с облегчением, погладила его по голове и пошла смотреть оперу.
На следующий день его посадили на корабль, отправляющийся в Юго-Восточную Азию, который и привёз его в Перaк. Только на борту он понял, что Чжан Хайся тоже здесь. Оказалось, что Хайся узнал о том, что он нарисовал круг на бумаге, и был так расстроен, что вырвал целую прядь волос. Чжан Хайся был человеком странным и мало с кем общался. Чжан Хайянь был его единственным другом. Он не мог принять разлуку на тридцать лет. В конце концов Хайся тоже нарисовал круг и последовал за ним. Тогда Чжан Хайянь был рад и думал, что Чжан Хайся проявил настоящую преданность. Сейчас же он понимал, что это была не дружба, а добровольное сопровождение в ад.
На пути в Малакку Чжан Хайся всё время сердито молчал и не разговаривал с Чжан Хайянем. Эта обида перешла и на настоящее время, они до сих пор не ладили. В молодости это не имело значения, но, повзрослев, понимаешь, что тридцать лет — это огромный срок. Он понял, почему Чжан Хайся не позволял ему подписывать бумагу.
Та проклятая белая бумага была контрактом на продажу себя в рабство! Нарушение его означало тюрьму в Сямэне.
Размышляя об этом, Чжан Хайянь заметил, что море перед глазами постепенно стало размытым. Он вдохнул густой и солёный воздух. Туман начинал подниматься.
Он встал, сделал глоток вина, поправил фуражку. День клонился к концу, солнце почти исчезло за горизонтом, оставив лишь тонкую линию. Он зажёг фонарь и оглянулся, с моря надвигалась огромная масса тумана, мгновенно скрыв риф Паньхуа.
Чжан Хайся оказался в густой пелене, его фигуру было трудно разглядеть. Хайянь подошёл к нему, поднял фонарь и сказал:
— Туман поднялся, мы должны быть вместе.
В этот момент он внезапно увидел, что в тумане впереди, там, где только что был один Чжан Хайся, в одно мгновение появились десятки силуэтов, все с опущенными головами, они неподвижно стояли, словно привидения.
Чжан Хайянь прищурился и замер. Сквозь густой туман было едва видно, но можно было разглядеть бесчисленные силуэты людей, сомкнувшиеся вокруг него кольцом.
