Он навалился на неё, сдёрнул пальто и начал расстёгивать ремень. После ранения он больше не мог быть мужчиной в полном смысле, но мысль о том, что сможет разрушить Цзян Жэня, возбуждала его куда сильнее, чем прикосновение к женскому телу. Внутри — только ярость, только месть.
Руки Мэн Тин дрожали от холода и страха, но мысли оставались чёткими. Он говорил слишком много, а она всё это время искала глазами любой шанс, любую возможность.
Он не собирался выжить. Хотел утянуть за собой и Цзян Жэня в бездну.
Машина стояла на краю обрыва, почти зависая над пропастью. Всё было рассчитано: снять видео, отправить… и вместе с ней сорваться вниз.
Она не могла допустить, чтобы Цзян Жэнь увидел эту запись.
В этот ледяной ноябрь она, наконец, поняла, что произошло с ним в прежней жизни.
Он сошёл с ума.
Когда Вэнь Жуй добрался до её нижней одежды, он вдруг взорвался:
— Почему ты не плачешь?! Плачь! Слышишь?!
Он ударил её, но она не дрогнула. Её голос остался ровным:
— Позвони ему. Если ты сорвёшься раньше, чем отправишь видео, он не получит ничего.
Он прищурился и зловеще улыбнулся:
— Прекрасно. Включим камеру. Он запомнит это.
Соединение установилось, и в ту же секунду она увидела в экране глаза, налитые кровью, за гранью разума.
— Тин-Тин… Тин-Тин… — выдохнул Цзян Жэнь.
— Со мной всё в порядке, — сказала она и, глядя в камеру, мягко улыбнулась. Спокойно. Чтобы он не сошёл с ума раньше времени.
Цзян Жэнь рвался прочь из клиники, срываясь с катетеров. Он ещё не завершил восстановление, но, услышав о её похищении, не колебался ни секунды.
Пальцы у него дрожали, вены на висках вздулись. Он касался экрана так, будто мог дотянуться до неё. А она смотрела на него сквозь слёзы, сквозь всё, что между ними, на своего мальчика, который так долго держался. Сражался с болью. С собой.
Сегодня был её день рождения.
Ещё утром он бережно надевал на неё носки и улыбался.
— Жди. Я скоро, — прошептал он, но голос его уже срывался.
И в тот момент, как он произнёс эти слова, Вэнь Жуй рванул её одежду. Ткань распахнулась, обнажив цвет белья и через динамик прорвался срывающийся нечеловеческий крик:
— А-А-АА!!!
Цзян Жэнь больше не мог говорить. Он трясся, как в лихорадке. Сознание рушилось.
Мэн Тин знала, что он не успеет.
Защитить всегда сложно, а вот уничтожить — слишком просто.
Мэн Тин с усилием подняла обе руки, не позволяя Вэнь Жую коснуться себя.
Она посмотрела прямо в объектив камеры и, несмотря на всё, спокойно улыбнулась.
— Я ведь так и не успела сказать тебе, как сильно люблю. Не из жалости, не потому, что должна. Просто, как женщина, влюблённая в мужчину. По-настоящему, до дрожи, до боли. Цзян Жэнь… с того дня, как мы встретились, я была правда счастлива. Каждый миг. Не болей больше, — её голос стал почти неуловимым, лёгким, как дуновение. — Стань тем, кем хочешь быть. Сильным. Цельным. Настоящим. Живи. По-настоящему.
Она взглянула в камеру в последний раз в его глаза.
Он стал взрослым. Точно таким, каким она когда-то только мечтала увидеть. И даже лучше.
Одна жизнь, чтобы влюбиться в него… Это стоило каждой прожитой секунды.
— Цзян Жэнь, не смотри. Ты же монстр, как они говорят. Монстр, не способный плакать. Не надо. Не плачь.
Собрав остатки сил, она сорвала камеру с крепления. Затем Мэн Тин напряглась всем телом и резко ударила корпусом машины вперёд.
Вэнь Жуй побледнел.
До этого она была слишком спокойной и теперь рывок оказался настолько сильным, что он потерял равновесие, отлетел назад и ударился затылком о сиденье.
Автомобиль, стоящий на самом краю, дернулся. Снег под колёсами был мокрым и рыхлым. Вес двух тел оказался решающим.
Сначала машина медленно поползла вперёд, а потом, сорвавшись с тонкой грани, резко полетела вниз в холодную пропасть.
В ту секунду, когда металл с хрустом врезался в землю, когда всё — небо, снег, лёд, стекло — слилось в одно ослепительное белое пятно, в её голове промелькнула мысль: «Вот так, по кругу… Смерть снова ведёт меня той же дорогой».
Прямо перед тем, как погрузиться в темноту, время вдруг стало вязким, прозрачным и словно замерло.
И в этой остановке она ясно увидела: в прежней жизни, в той же вьюге…
На запястьях — цепи, рядом — равнодушные офицеры. А он, мужчина, которого она теперь любила, стоит у её могилы и, склонившись, убирает ладонью снег с безмолвного камня.
Он наклоняется и касается губами ледяной плиты.
Шёпотом, точнее осипшим, почти сломанным голосом, он произносит:
— Как жаль… Я так и не успел научить тебя любить меня.
И в этот миг, в этом откровении сквозь время, её слёзы вырвались, как прорвавшаяся река.
