Резиденция рода Вэй объединяла в себе величественный размах северных домов знатных семейств и строгую дворцовую архитектуру, свойственную дому хоу. Главные ворота были выполнены по трёхпролётной схеме: одна створка открывалась, в то время как две другие оставались закрытыми.
Крыша была украшена двускатным изогнутым коньком в стиле сяшань, а под ней находился тяжёлый фундамент из тёсаного камня. На балках и перекрытиях красовались живописные орнаменты с изображениями куй-лунов. По обеим сторонам входа возвышались бронзовые львы, каждый почти в человеческий рост, с оскаленными пастями.
Передний зал был просторным и высоким. Задний двор был разделён на отдельные покои с помощью садов и стен, образующих упорядоченную сеть внутренних дворов и переходов. Всё было выстроено по строгому плану: просторно, светло, с множеством воздушных просек между строениями.
В этом доме самым уважаемым человеком, без сомнения, была госпожа Сюй — бабушка Вэй Шао. Её покои располагались в центральной северной части двора. Однако сейчас они пустовали, так как она всё ещё находилась в своём поместье в Учжуне.
Мать Вэй Шао, госпожа Чжу, жила в восточном флигеле.
Сяо Цяо отвели в противоположную часть — западный дом.
Несмотря на название «западный дом», это было скорее отдельное поместье: за двумя воротами располагался обширный двор с правым и левым крылом, а затем — главные покои. Спальня, боковые комнаты, крытая галерея, внутренний дворик — всё было в полном порядке.
Когда она прибыла, десять служанок выстроились у входа на колени, встречая её почтительным хором:
— Поклон госпоже.
Хотя её приезд не был объявлен заранее, всё внутри уже сияло чистотой: ни пылинки, ни следа запустения. В спальне стоял лёгкий запах свежих благовоний, воздух был прохладен и ровен.
Отныне — именно здесь ей предстояло жить.
Пока Чуньнян с другими служанками раскладывали вещи, Сяо Цяо заметила в комнате несколько комплектов мужской одежды, аккуратно сложенных в нише, а также некоторые повседневные предметы.
Очевидно, ранее именно здесь обычно жил Вэй Шао, когда бывал дома.
Вспомнив, как в Синьду при тётушке Чжун он без стеснения дал понять, что не намерен делить с ней покои, Сяо Цяо вновь почувствовала холодную ясность: ему было совершенно всё равно, что о них подумают в доме. Он не заботился о лицах, об этикете, даже о репутации супругов.
С его привычной сдержанной холодностью было нетрудно догадаться — делить с ней одну комнату он и здесь не станет. Не сочтёт нужным.
Для Сяо Цяо — новобрачной, формально только что вступившей в брак «госпожи» рода Вэй — это было не просто пренебрежение. Это было оскорбление. Позор, который, разлетевшись по двору, уже на следующий день станет пищей для пересудов.
А люди любят судачить. Прислуга — особенно.
У дерева есть кора, у человека — лицо. Лиши одного — дерево засохнет, лиши другого — человек не умрёт, но станет посмешищем.
Сяо Цяо понимала: она не святая, не безупречный мудрец, а самая обыкновенная женщина. Только прибыла, только ступила за порог — кто же хочет, чтобы уже в первую ночь о нём шептались в коридорах?
Если бы можно было сохранить лицо… пусть даже через усилие, через хитрость — я готова.
Она стиснула губы.
Готова сыграть свою роль.
Но как раз такие вещи нельзя решить в одиночку. Если Вэй Шао и вправду относится к ней так, что хотел бы прихлопнуть, словно назойливую муху, лишь бы избавиться от раздражения, — то что ж… остаётся только смириться и, как говорится, думать проще.
К счастью, у Сяо Цяо было одно достоинство — помимо привлекательной внешности. Душа у неё была широкая, без лишней мнительности. Она не из тех, кто запирается внутри обид, не из тех, кто грызёт себя до изнеможения. И, пожалуй, это был её главный дар.
Поэтому она спокойно велела Чуньнян перебрать и аккуратно отложить в сторону все вещи Вэй Шао, оставленные в покоях, чтобы потом передать их, когда за ними кто-нибудь придёт.
…
Вэй Шао тем временем, бросив вначале одно лишь приказание управляющему — «устроить госпожу» — исчез. Весь оставшийся день никто его не видел.
Что уж говорить: в доме рода Вэй никто особенно тёплых чувств к ней не питал. Хозяйка — не в счёт, её не было. Но и прислуга, как водится, быстро подстраивается под тон, заданный хозяином. Кто будет особенно почитать новую госпожу, если сам господин смотрит на неё, как на лишний груз?
Однако… не всякая прислуга такова.
Сердце человека купить сложно. Но вот язык — всегда можно.
Иногда достаточно просто заплатить — и заговорят.
В Синьду, во дворце Синь-гун, подавляющее большинство прислуги было местным, и никто из них толком не знал, что за люди живут в Юйянском доме Вэй. Те же немногие, что прибыли вместе с тётушкой Чжун, боялись её как огня. Стоило задать вопрос — запинались, мямлили, отвечали неохотно и очень скупо. Узнать через них что-либо было почти невозможно.
Но вот теперь, когда переезд завершился, и всё более-менее устроилось, Чуньнян, благодаря своему немалому опыту и навыку в обращении с прислугой (ещё в доме Цяо она натренировалась видеть людей насквозь), быстро наладила контакт. И вскоре выведала от одной из служанок, прислуживающей в западном флигеле, по имени Бин-нюй, немало подробностей — как о самом доме Вэй, так и о госпоже Чжу.
В последние годы династии, когда союзами между родами старались укрепить власть, тема браков приобрела особенно высокий вес — особенно среди старых кланов. Равенство происхождений — важнейшее условие. А вот мать Вэй Шао, госпожа Чжу, в этом отношении уступала: её род не был знатным.
Отец госпожи Чжу когда-то служил скромным чиновником — ду-ю в уезде Чжо, то есть обычным районным надзирателем. Позже он пошёл в армию, и только благодаря военным заслугам дослужился до звания ланцзяна. Он пришёлся по сердцу деду Вэй Шао, который высоко ценил его. Однажды, во время боя, этот человек заслонил собой его от вражеской стрелы — и погиб от раны.
Испытывая глубокую благодарность и вину, старший Вэй узнал, что у спасителя есть дочь — к тому же ровесница его старшего сына, Вэй Цзина. Не раздумывая долго, он посватал её в дом.
Так госпожа Чжу и вошла в семью Вэй — не по рангу, но по долгу и памяти.
После того как госпожа Чжу вошла в дом Вэй, она родила двух сыновей. Старшего звали Вэй Бао, и ему дали прозвище Богун. Младшего звали Вэй Шао, и его прозвали Чжунлинь.
