Госпожа Дин в эти дни словно осунулась: ни к еде, ни к чаю не прикасалась, брови — сплошная тревога. Сяо Цяо с утра до вечера не отходила от неё — сидела рядом, мягко успокаивая. И вот сейчас, наконец, она вышла из покоев и направлялась через сад вместе с кормилицей Чуньнянь, которая с малых лет растила её, словно дочь.
Они шли неспешно, перекидываясь словами. У ворот усадьбы царила небывалая суета: вот уже третий день горожане шли нескончаемым потоком, чтобы поблагодарить семью Цяо. От мала до велика — с подношениями, с поклонами, с радостными лицами.
Цяо Пин всегда был мягок с народом, справедлив и щедр, за что в Яньчжоу его по-настоящему любили. Сейчас весь город, узнав, что угроза войны миновала, а союз с домом Вэй заключён, ликовал: улицы ожили, в лицах — надежда.
Сяо Цяо, хоть и не выходила за порог, знала об этом — расспросила Чуньнянь, и та быстро донесла, что слухи верны: весь город говорит о том, что дом Цяо выдал дочь за Вэй. Война отступила, и народ несёт благодарность.
Но в сердце Сяо Цяо росло смутное беспокойство.
И вот — она увидела отца. Он стоял у входа в её дворик, медленно расхаживал, будто не знал, зайти ли. На лице — тень тяжёлых дум. Сяо Цяо поспешила вперёд и окликнула его:
— Отец!
Цяо Пин поднял глаза. Хотел что-то сказать — и не сказал. Сяо Цяо сразу всё поняла: что-то происходит.
Они вошли в комнату. Но прежде чем он успел заговорить, Сяо Цяо не выдержала — задала вопрос, что крутился у неё на языке с тех пор, как она услышала шёпот слуг:
— Отец… всё, что говорят о браке с Вэй — правда?
Цяо Пин стиснул брови. Глядел на дочь долго. Потом, тихо, будто каждое слово резало по сердцу, сказал:
— Маньмань… Это правда. Прости меня. Это… прости, это вина отца перед тобой…
Любимая дочь, у которой уже была предрешённая судьба, чьё будущее казалось ясным и благополучным… А теперь — всё изменилось. Судьба обернулась внезапно, как холодный порыв ветра за спиной. Теперь он сам, её отец, должен отдать свою ласковую, кроткую Маньмань — во тьму, в пасть тигра по имени Вэй Шао.
Он представил её там — одинокую, чужую, без опоры… и комок подступил к горлу. Он не смог продолжить. Слова застыли, растворились в горечи.
Сяо Цяо уже давно ощущала тревогу. И теперь, услышав лишь половину признания, увидев, как отец избегает её взгляда — всё стало ясно.
Она знала: Да Цяо исчезла. Город вдруг заговорил о свадьбе. Всё произошло буквально за два дня. А отец… говорит с ней таким тоном. Всё сложилось в единый, ледяной вывод.
Она почти не дышала.
— Отец… вы хотите… чтобы я заменила сестру?
Сказала она это неуверенно, но голос прозвучал твёрдо. И хотя он не ответил сразу, промедлил — она уже всё поняла.
Поняла слишком ясно.
И онемела.
Это было как удар. Грудь сдавило, сердце забилось вразнобой, пальцы похолодели.
Она — ведь именно она сама уговорила сестру уйти. Она хотела спасти её от брака с Вэй Шао. Надеялась, что отец убедит дядю искать иной путь. Она была уверена: у неё есть брачное соглашение с наследником из рода Ланъя, это не позволит втянуть её в интригу.
…Хотя, если быть честной, мысль разорвать ту помолвку и раньше закрадывалась. Она уже собиралась искать способ — позже, когда всё уляжется.
Но такого она не ожидала.
Что всё же будет свадьба с Вэй. Что всё же дом Цяо склонится. Что ей самой… придётся стать жертвой.
— Маньмань… — с трудом заговорил Цяо Пин, — из дома Вэй уже пришло письмо. Они дали согласие на брак. Их посланник прибудет с дня на день. А твоя кузина — исчезла. Старший брат… он встал передо мной на колени, умолял… Я…
Он запнулся, не зная, как продолжить.
Сяо Цяо стояла молча. Мысли в голове метались, как испуганные птицы. Сердце сбивалось, дыхание прерывисто. Всё происходящее казалось ей сном — медленным, глухим, искажённым. Она не знала, что сказать. И не была уверена, чувствует ли вообще что-то — или только оцепенение.
— Помолвку с наследником Лю придётся расторгнуть, — продолжал Цяо Пин, почти шёпотом. — Маньмань… отец… виноват перед тобой…
Глаза у него увлажнились. Он отвёл взгляд, не в силах выдержать её молчания.
Повисла долгая тишина.
Сяо Цяо, наконец, чуть слышно вдохнула. Потом подняла глаза.
— Отец… я всё поняла. Только… — она слабо улыбнулась, едва заметно, — можно мне немного побыть одной?
Она произнесла это так тихо и спокойно, что даже не сразу стало ясно — она соглашается. Но Цяо Пин заметил, как побелели её губы, как дрожат пальцы, и эта натянутая улыбка, которая вместо слёз…
Ему стало ещё горше.
Он кивнул, тяжело выдохнул — и, ни слова больше не сказав, вышел, оставив дочь одну.
Отец ушёл. За дверью она ещё слышала, как он вполголоса говорил с кормилицей Чуньнянь —, должно быть, велел ей не отходить от дочери и заботиться о ней. Спустя пару мгновений шаги затихли, и наступила полная тишина.
В тот же вечер об этом узнал Цяо Цы.
Позже Сяо Цяо слышала от Чуньнянь, что брат, едва услышав весть, пришёл в ярость — не разбирая дороги, бросился прямо к дяде, к самому Цяо Юэ, и при всех закричал, что этого нельзя допустить.
Цяо Юэ не имел сыновей и с детства относился к племяннику как к родному. Всегда считал его опорой, хвалил, доверял. Но в тот день, не дослушав, велел выдворить его прочь. Более того — велел запереть в домашней комнате наказания, словно преступника.
А Сяо Цяо в ту ночь не сомкнула глаз.
Отец всегда был ей самой надёжной опорой. Она знала: если бы у него оставался хоть малейший выбор — он бы ни за что не согласился отдать её.
Но теперь всё было иначе.
Слух о союзе с домом Вэй уже распространился по округе. Люди успокоились, вдохнули с облегчением. Город, только что дрожавший в ожидании бедствия, теперь жил в предвкушении праздника. Ожидания множились. Благодарность росла. Слова сказаны. Слухи стали якорями.
Её отец — правитель округа. Он уже сидит верхом на тигре.
Под ним не только трон, но и двадцать тысяч судеб. Для него не осталось иного пути, кроме как держаться в седле.
Он мог только согласиться.
Т.е. предложив такой вариант сестре, помня прошлую жизнь и предположив развитие событий, для неё это был удар?! Вопрос, как у нее с интеллектом?..