Ван Инсюэ, заметив, что дочь не проявляет интереса к разговору, вспомнила, что скоро им предстоит долгий путь в Чжэндин, где они будут видеться гораздо реже. Поэтому она решила сменить тему:
— Как к тебе относится твой муж?
Щеки Доу Мин покраснели, но она старалась сохранять спокойствие и тихо кивнула:
— Неплохо.
Ван Инсюэ, улыбнувшись, разгладила морщинки в уголках глаз. От этой улыбки её лицо стало казаться старше даже бабушкиного.
Доу Мин не смогла удержаться и отвела взгляд.
…
Чтобы стать знаменитым сановником, нужно сначала заслужить славу.
В начале лета Цзи Юн, благодаря поддержке своего дяди, получил благосклонность Юй Ли — начальника академии Ханьлинь. Теперь он вместе с другими выдающимися учёными участвовал в составлении «Великого свода по литературе и культуре», предисловие к которому должен был написать сам император.
Хотя помещения академии были просторными, они выглядели как древние: густые кроны акаций над дворами почти не пропускали свет, из-за чего даже в ясные осенние дни там царили сырость и полумрак.
Над текстом работали сами учёные, а Цзи Юн лишь помогал искать источники и ссылки. Но даже при этом его имя будет вписано в предисловие — пусть и крохотным шрифтом в углу, что уже вызывало зависть и досаду у других молодых учёных, которые годами боролись за место в академии.
Когда Цай Гуюань устроил угощение для коллег, он нарочно проигнорировал Цзи Юна.
— Советник префекта из моего родного уезда прибыл в столицу по делам и пожелал лично засвидетельствовать мне своё почтение, — произнес он с нарочитой громкостью, украдкой поглядывая на проходившего мимо Цзи Юна, который держал в руках кипу книг. — Как я мог ему отказать? После работы собираемся в Павильоне Пьяного Бессмертного — угощение за чужой счёт, вино будет особенно сладким! Господа, не стесняйтесь!
Павильон Пьяного Бессмертного был одним из самых дорогих и роскошных заведений в столице.
Некоторые из присутствующих уже начали сомневаться.
Обычно в таких случаях Цзи Юн делал вид, что не понимает, о чём идёт речь, а затем намеренно присоединялся, чтобы переспорить Цая, пока тот не начинал злиться.
Но на этот раз Цай Гуюань был готов.
Он заранее пригласил Ляна Уэня — старшего сына Ляна Цзифэня.
С самого детства Лян Уэнь страдал от заикания, и его мать, стремясь обеспечить успех своего сына на экзаменах, не уделяла должного внимания его лечению. Несмотря на то, что Лян Уэнь с честью выдержал экзамен на цзиньши, недостаток красноречия оставил его без должности, и теперь он занимался домашними делами, фактически став советником своего отца.
Лян Цзифэнь, хоть и недолгое время занимал пост первого министра, был в курсе истинной роли Ляна Уэня и всегда старался наладить с ним хорошие отношения.
Больше всего на свете Лян Уэнь любил изображать из себя бедного учёного, которому приходится преодолевать трудности.
Этим вечером он был полон решимости проучить Цзи Юна. Осознание этого придавало Цаю Гуюаню уверенность в себе.
— Обычно, когда мы приходим в Павильон Пьяного Бессмертного, мы платим за себя. Но сегодня нас угощают! Как можно упустить такую возможность? Господа, не стесняйтесь!
Именно такое поведение — радость бедняка от бесплатного обеда — всегда вызывало у Цзи Юна особое раздражение.
Цай был уверен, что Цзи Юн не сможет удержаться и поддастся на провокацию.
К удивлению Цай Гуюаня, Цзи Юн не обратил внимания на его слова и прошёл мимо, не изменив выражения лица. Он словно не слышал обращения.
Цай Гуюань застыл с приоткрытым ртом.
А в душе Цзи Юна бушевала буря.
Три дня назад прадед вызвал его в кабинет и сообщил, что Доу Чжао обручена с Сун Яньтаном, наследником дома Ин. Его разум словно помутился. Он словно кукла на нитях механически исполнял приказы и до сих пор не мог прийти в себя.
Как такое возможно?!
Как Доу Чжао может выйти замуж за Сун Яньтана?
Сун Яньтан, с его блистательным происхождением и положением, был для них недосягаем. Как же так вышло, что его обручили с Доу Чжао?
О чём думала Доу Чжао?
В тот момент он был готов вскочить и броситься к переулку Цинъано, чтобы потребовать объяснений. Но его прадед остановил его.
— Цзяньмин, — сказал старый господин, сидя прямо и спокойно в своём простом даосском одеянии, словно отрешённый от мирской суеты. — Воспринимай это как испытание.
Почему мы потерпели неудачу?
Можно ли это исправить?
Если нет — как обратить ситуацию себе на пользу?
Если да — то какими средствами?
А не так — сломя голову нестись в дом Доу с глупыми упрёками. Скажи, какую пользу принесёт твоя сиюминутная вспышка?
Он не знал.
Знал только, что в груди горит выжженная рана, а сердце рвётся на части.
Хотелось только одного: пойти и спросить её в глаза — почему Сун Мо, с его изнеженным, почти женственным лицом, был достоин, а он — нет?
Цзи Юн не произнес ни слова в ответ, лишь с силой оттолкнув старого господина, он направился к выходу. Однако слуги, стоявшие у дверей, преградили ему путь.
Прадед, холодно глядя на него, с явным разочарованием в голосе произнес:
— Заприте Шестнадцатого Молодого Господина. Без моего распоряжения не выпускать его.
Затем, словно подводя черту, добавил:
— Ты уже проиграл. Даже если тебе тяжело смириться с этим, прояви хотя бы достоинство побежденного.
Дверь кабинета захлопнулась с громким стуком.
Цзи Юн, обессиленный, опустился на табурет у стены, уткнувшись руками в голову.
