Он взял её ладонь, аккуратно отвёл к себе и мягко коснулся губами кончиков пальцев:
— Мэн Тин, ты ведь просто пользуешься тем, что я безнадёжно в тебя влюблён.
Она ответила почти неслышно:
— Это не правда…
В её глазах, округлых и тёплых, как летние абрикосы, блестела влага. За все свои семнадцать тихих, правильных лет жизни она ни разу не терялась так, как в эту ночь.
Цзян Жэнь из последних сил держал себя в руках. Он не хотел давить, не хотел спугнуть. И всё же…
По всем канонам романтической драмы он должен бы сказать: «Я подожду, пока ты поступишь в университет». Но он не мог ждать. Даже секунд.
Она коснулась его губ — и этого было достаточно, чтобы он почувствовал, как жизнь утекает из него половиной шкалы. Ещё одно такое прикосновение и он бы выдохнул душу с улыбкой.
Он заставил себя не выдать чувства, посмотрел ей в глаза и, сдержанно, почти с угрозой, бросил:
— Ну скажи хоть слово, Мэн Тин. Ты правда хочешь, чтобы я сдох от любви к тебе?
Она встретила его взгляд, щёки её пылали, но голос был твёрдым:
— Нет… конечно, не хочу…
— Тогда скажи, как быть?
Ответа у неё не было.
Начать встречаться? Мысль казалась безумной. Особенно с таким, как Цзян Жэнь. Если отец узнает, точно переломает ему ноги. А мама… даже на том свете, наверное, осудила бы.
Паника охватила её. Мысли метались, как птицы, запертые в клетке.
Глаза предательски увлажнились. Она выдавила:
— Папа не поймёт. Он устал от жизни, и у него жёсткие взгляды. Если узнает, что у меня роман… да ещё с тобой… он тебя точно уничтожит.
— Пусть уничтожает, — сказал Цзян Жэнь спокойно. — Лишь бы ты была рядом.
Он не шутил.
В её глазах впервые появился свет. Она увидела перед собой человека, готового на всё, даже на смерть, ради любви. Её губы дрогнули, и вместо слёз прорвался сдавленный смешок.
Щёки всё ещё алели, а взгляд был прозрачным и чистым.
Трудно было представить, что в этих глазах могла таиться боль, но там уже зрело исцеление.
Она улыбнулась. По-настоящему, с теплом и нежным изгибом губ. Как будто ложка мёда растеклась в летнем чае.
— Чего смеёшься? — насторожился Цзян Жэнь. — Я ведь всерьёз. Так ты согласна?
— Такой сердитый… — прошептала она, моргая.
Он опешил:
— Я?.. Я не сердитый. Просто… страшно.
Он боялся услышать отказ. Боялся, что её поцелуй — лишь отголосок его мечты, не больше.
Она вложила ладонь в его руку и сказала:
— Ну, если что — пусть папа и убьёт тебя.
Он замер. Её слова не сразу дошли до сознания, но как только дошли, внутри всё вспыхнуло. Его чуть не разорвало от переполнявшего чувства.
Он был готов опуститься на колени. Обнять её крепко, как самое дорогое, что у него было.
Он смотрел на неё с такой глубиной желания, что даже у Мэн Тин всё дрогнуло внутри.
Впервые в жизни она сделала нечто, что противоречило всему, чему её учили. Вопреки правилам, ожиданиям и страхам она выбрала сердце.
Сердце билось всё громче. Она с трудом выговорила:
— А теперь… молчи, Цзян Жэнь.
Она страшно боялась, что он скажет ещё хоть слово и всё, что возникло между ними, развеется, как дым.
Он сглотнул и, почти с усилием, послушался.
— И не смотри на меня, — добавила она, пряча взгляд.
Он тут же отвёл глаза.
Лишь бы она не передумала. Только бы не передумала.
Под тусклым светом фонаря он взял её хрупкую ладонь, обвёл пальцами и повёл вперёд туда, где не было ни плана, ни карты.
