Вдруг, почти интуитивно, она поняла, что этот человек не оттолкнёт и не осудит. Он примет любой её выбор и останется рядом, даже если она будет бояться, молчать или ошибаться.
Время поджимало. Нужно было возвращаться, причёсываться, готовиться к макияжу. Оставаться дольше она не могла.
Она взяла пакеты с завтраком и направилась к отелю. Мэн Тин сделала пару шагов и остановилась. Она обернулась.
На лёгком платье с перьями подол слегка колыхнулся. Под ним была узорчатая вышивка, как ветви на рассветном стекле. В этом свете она казалась не девушкой, а хрупким и далёким сновидением.
Он с улыбкой спросил:
— Что?
Его голос был ленивым и умиротворённым, как будто он только что проснулся с полным правом на счастье. Тон этой ленивой нежности вдруг согрел её до самых пальцев.
— Цзян Жэнь… — тихо позвала она. — Ты поедешь обратно в Хайшэнь?
— Конечно, — кивнул он.
Смущение снова захлестнуло её, но она собралась и произнесла:
— Тогда… может… после конкурса поедем вместе?
Он не ответил сразу. Его лишь губы растянулись в той самой широкой, неумело счастливой улыбке.
— Договорились.
Фея, сама того не заметив, спустилась с небес, а он ведь смотрел туда всю жизнь и ждал. И вот она здесь, перед ним. Настоящая.
А конкурс как раз выпал на понедельник.
В седьмой школе и в профтехе по расписанию было утреннее поднятие флага. Хэ Цзюньмин явился пораньше.
Ночью он, полусонный, принял звонок от брата Жэня за сон. Утром Цзюньмин заглянул в историю вызовов и разразился смехом.
Да ну, не может быть! Оказалось, не приснилось. Цзян Жэнь действительно ему звонил. Ночью. И сказал ЭТО.
Хэ Цзюньмин был так потрясён, что впервые в жизни пришёл в школу с широкой улыбкой. Он едва сдерживал смех, желая первым передать новость друзьям, пока брат Жэнь не вернулся.
— Слушайте, если вру — усыновляйте, — начал он, давясь от хохота. — Цзян Жэнь вчера сам сказал: «Мэн Тин — моя девушка!» Ха-ха-ха! Да вы понимаете, насколько это абсурд?!
Хэ Хань прыснул в ладонь, не выдержав.
Даже невозмутимый Фан Тан согнулся от смеха:
— ХА-ХА-ХА-ХА!
Троица едва сдерживала смех, захлёбываясь весельем почти до слёз.
Хэ Цзюньмин, с его неизменным ехидством, подлил масла в огонь:
— Представьте: брат Жэнь просыпается и понимает, что всё это был сон… Вот бы посмотреть на его лицо!
Хэ Хань подхватил:
— Лицо будет как лёд. Захочет прибить сначала тебя, а потом и себя.
Фан Тан, хмыкнув, заметил с философской интонацией:
— Мужики… Ну, кому из нас не снились такие сны? Это ж нормально. Человечески.
Хэ Цзюньмин вдруг стал серьёзен, он откашлялся:
— Только запомните: когда он вернётся — молчите. Ни слова! Меня никто не слышал, ясно? Хотите, чтобы он меня закопал?
А тем временем Мэн Тин делала глубокий вдох.
Когда она вышла на сцену финала, внутри всё постепенно утихло. Страхи, от которых она годами отгораживалась, словно начали растворяться под светом. Всё, что казалось невыносимым, отступало и теряло власть.
Когда-то она была уверена, что трагедия с Цзэн Юцзе — это её вина. Мэн Тин избегала прошлого, пряталась в учебниках, в распорядке, в молчании.
Однако сегодня она стояла в платье, сшитом руками матери, и чувствовала, как её обнимает сила, которую та вложила в каждый стежок. Любовь, терпение и мечта, переданные через ткань.
Белоснежное платье с узором цветных перьев казалось почти волшебным. На Шу Лань оно смотрелось вычурно, на Мэн Тин — естественно, органично, как продолжение её самой. Как будто оно было создано именно для неё.
Мама, наверное, много лет назад хотела, чтобы её девочка выросла красивой и светлой. Такой, чтобы само небо смотрело ей вслед.
Мэн Тин — девочка с даром. Тончайшая, грациозная, с ясным взглядом. Для Цзэн Юцзе она когда-то стала олицетворением иной возможной жизни, той, в которой было место надежде.
В зале царила тишина. Сидели только судьи и зрители. Ни одного спонсора. Ни Чжу Исюань.
Мэн Тин окинула зал взглядом. Цзян Жэня не было.
Её телефон вдруг вспыхнул.
СМС.
Я рядом. Охраняю тебя. Под утренним солнцем, в лёгком ветре. Только тебя.
Он не вошёл внутрь.
Он стоял у ворот Лебединого шале не как гость, а как страж. Ни Вэнь Жуй, ни кто-либо из его круга сегодня не пройдут. Цзян Жэнь обеспечил ей честную сцену.
Вэнь Жуй, сначала не поверив, собрался было выехать, но наткнулся на Гао И, который с прищуром сообщил:
— Молодой господин Цзян у ворот, господин Вэнь. Как поступим?
Тот молча сжал кулаки. Потом, скривившись, он буркнул:
— У меня… дела.
