Когда позже к нему подошла Чжу Исюань, он даже не обернулся:
— Проваливай.
Она испуганно дёрнулась и налетела на стол.
— Господин Вэнь… — прошептала она дрожащим голосом.
Дверь осталась закрытой для неё. Навсегда.
А вот председатель совета директоров имел доступ.
Он ещё вчера проводил совещание, и, услышав, что Цзян Жэнь вернулся, сперва обрадовался, но радость быстро сменилась яростью. Вернулся — и сразу устроил переполох! Не сын, а шторм с именем.
Он не был красив. Резкие черты, угловатая фигура. Всё, что в сыне казалось привлекательным — грация, живость, обаяние — шло от матери. У Цзяна-старшего — только мощь, прямота и упрямство.
Когда он отправил водителя к вилле, его сын уже ждал там. Спокойный. С виду расслабленный, но в теле — вся та же решимость, будто гранит.
Старик подошёл и взглянул исподлобья. Лицо его — резкое и квадратное. В голосе ощущалась сталь:
— Что ты устроил вчера? Это ты так с дядей разговариваешь? Сильно вырос, да? Раз такой принципиальный, катись обратно и не возвращайся!
Цзян Жэнь хмыкнул:
— Не переживай. Вечером уеду.
— …
Проклятие застряло в горле. Это было не то, что он хотел услышать. Совсем не то. Однако отмотать слова назад не позволяла гордость.
Он мрачно буркнул:
— Ещё и время выбирает, смотри-ка. Ты хоть знаешь, что значит уважать отца?
Через секунду он уже жалел, что сказал это. Слишком поздно.
Цзян Жэнь с малых лет отличался несгибаемым характером. Ни просьбы, ни угрозы, ничто не действовало. А что если он и правда сейчас уйдёт, не обернувшись?
Юноша был выше отца почти на голову.
Старший Цзян — 174, а этот упрямец вымахал до 187. С раннего детства ни слёз, ни жалоб. Кости крепкие, нрав необузданный, боль для него, как дождь по крыше, просто проходит. Старший Цзян всегда любил его от всей души. Даже гордился. Однако стоило речи зайти о семье, особенно о Вэнь Мань, всё рушилось. Говорить спокойно они не умели: один повышал голос, другой перебивал ещё громче.
Старший Цзян уже почти был готов к неизбежному, но сын неожиданно посмотрел ему прямо в глаза, а уголки его губ приподнялись.
— Папа, как поступлю в университет — сразу заеду к тебе.
Старик замер. Он словно забыл, как дышать.
Он назвал его «папа» не с насмешкой, не в раздражении. И не просто это сказал, он планирует поступать? В университет?
Не в свой техникум на окраине, а по-настоящему…
Но постойте. Разве Цзян Жэнь когда-нибудь бросал начатое?
Просто сейчас в его взгляде насмешливый, спокойный свет. Всё под контролем. Улыбка на губах, как у того, кто уже всё решил и не собирается объяснять.
Старший Цзян, не зная, как реагировать, буркнул:
— Ну… заходи, поговорим немного.
На дворе стоял июнь, но в тени было прохладно.
А этот чёртов мальчишка был весь мокрый от пота. Чёрные волосы коротко подстрижены, без прежней серебристой челки. Старший Цзян в первый миг даже не узнал его, настолько он изменился.
Однако ответ сына был резким и отточенным:
— Тебе жарко — иди домой. Они сейчас выступают. Ты ведь всё равно ничего не поймёшь. Так зачем тебе туда?
— …
Когда отец, не сказав больше ни слова, развернулся и ушёл, Цзян Жэнь ещё долго смотрел ему вслед. Он вдруг понял, что, наверное, всё-таки может простить.
Они с отцом одного поля ягоды. Любят до боли. Теряют голову. Ломаются. Упрямо идут против мира. Одиночки, которым сложно быть рядом с кем бы то ни было. И потому особенно нуждающиеся в любви.
Старший Цзян старел, а отпустить не научился.
Он редко вспоминал, но день, когда Вэнь Мань ушла к другому, выжег в нём всё. Глаза налились кровью, голос стал глухим. Он сломался. Потом — будто отпустил. Только вот отпустила ли судьба его?
Женщина умерла, а сына оставила ему. Тому, кого сама же отвергла. Тому, кто так её любил.
Цзян Жэнь скривился. Презрение было горьким.
Вот интересно: нужно ли любить до последнего, чтобы уметь отпустить? Или, наоборот, ты просто не любил по-настоящему?
А он не отпустит. Если это будет Мэн Тин, он не даст ей уйти ни при каких условиях. Пусть ползком, пусть в крови, он всё равно будет рядом. Если и умирать, то только у неё на руках.
К счастью, его девочка была чудом.
Она стояла в утреннем свете: застенчивая, с лёгким румянцем, глазами, полными света и трепета. И так просто, так искренне сказала, что хочет уехать с ним домой.
В тот момент он понял, что ради этого можно пройти через всё.
