У Мэн Тин не осталось слов. Все тёплые фразы она уже говорила. Девушка бросилась к нему в объятия. Она молчала ночами, надеялась и верила. Всё впустую.
А он — всё тот же. Словно непроходимая скала. Стоит — не подойти, не обойти. Но тёплая. Не злая. Просто… не её.
Она сделала шаг ближе и стерла со щёк слёзы.
— Цзян Жэнь, будь осторожен с Вэнь Жуем, — тихо сказала она уже ровным голосом. — У меня стойкое ощущение, что пожар устроила Шу Лань, но не без его влияния.
Она сделала паузу, прежде чем продолжить:
— Если ты не хочешь быть со мной — я приму это. У каждого свой путь. Только прошу: не переходи черту. Закон — не игрушка. Всегда есть другой путь. Живи, Цзян Жэнь. По-настоящему живи.
Она встала на цыпочки, обняла его за шею и, крепко прижавшись, промолвила:
— Прости меня. Всё это время только я и причиняла тебе боль. Я виновата. А ты… ты хороший. Ты — первый человек, к которому я когда-либо почувствовала что-то настоящее. Я никогда не думала, что с тобой что-то не так. Для меня ты цельный. Настоящий. Ты — мой герой.
Она отпустила его и шагнула назад:
— Мне пора домой. Не нужно меня провожать. И… мы больше не можем быть вместе.
Она вздохнула, будто прощалась не только с ним, но и с частью себя:
— Давай расстанемся, Цзян Жэнь. Если тебе так тяжело, я отпущу.
Снег ложился на его волосы тонкой холодной и белой вуалью. За одно мгновение он словно поседел.
Она повернулась и медленно пошла прочь, не оглядываясь.
Сотрудники и вся команда словно застыли, заворожённые этой сценой. Их господин Цзян, которого боялись, уважали, перед которым склоняли головы… только что бросился к девушке, раскинул руки, молча принял её гнев и теперь остался стоять, один. Отказ. Расставание.
И лишь когда её силуэт окончательно растворился за пределами Лебединого шале, он будто проснулся.
Сделал резкий шаг.
Потом ещё.
Нагнал.
Обнял сзади, резко, как будто тонул.
Его холодные от снега руки сомкнулись на её талии и сжались так крепко и отчаянно, будто от этого зависело всё.
— Ты не соврала?.. — выдохнул он еле слышно в её волосы.
— Про что? Что мы расстаёмся? — она не обернулась, но лёгкая улыбка скользнула по её губам. Это было и больно, и трогательно. Он ведь сам хотел уйти, а теперь стоит, как будто услышал приговор.
Она знала, о чём он спрашивает, но ответ не дала.
— Нет… — хрипло сказал он. — Я о другом. Ты сказала, что я — первый, кто тебе по-настоящему понравился.
Он повторил её слова. Тихо. Будто цеплялся за них, как за спасательный круг:
— Ты не считаешь меня… сломанным.
Даже если это неправда, он был готов поверить. Пусть обманывает, пусть врёт, лишь бы это осталось. Лишь бы ещё немного слышать и чувствовать.
Он и так был на грани. Стоило ему увидеть её улыбку, обращённую к Хо Ифэну, и внутри всё застыло, как лёд.
Она покачала головой и сказала:
— Ты упрям, вспыльчив, всегда решаешь за других, навязываешь свои чувства. И вечно выкидываешь всё моё! Мороженое, которое я не доела. Звёздочки, которые складывала для тебя по одной, каждый день.
Она стиснула зубы, вспоминая. Ей захотелось врезать ему. Правда. Этому вредному, несносному типу.
Он молчал, но не отпускал. Его дыхание стало неровным, почти хриплым.
Мороженое — ладно, давно, но звёздочки… Он проклинал себя. Хотел лезть в мусор, рыться по всему городу, но знал, что не найдёт.
Мэн Тин знала, что он не видит её лица, и потому сказала это с самой тёплой, самой нежной интонацией:
— Но, знаешь, Цзян Жэнь… Ты — единственный. Во всём этом мире нет никого лучше.
