Лю Шуан прикусила губу, будто хотела возразить, но так и не произнесла ни слова. Всё было правдой. Сегодняшний кровавый банкет действительно был лишь частью замысла.
— Всё ради того, чтобы убить меня? — тихо проговорил Янь Чаошэн, и алая кровь потекла по его губам, впитываясь в ткань одежды. Взгляд его был полон холодной и страшной боли.
Фу Хэн, не внимая возгласам и попыткам удержать, соскочил с бирюзовой птицы Цинлуань и, сорвав голос, крикнул:
— Повелитель гор!
Как он ни пытался, ступить в круг печати было невозможно.
Лю Шуан отвела взгляд от Янь Чаошэна. Из её рукава медленно всплыла Печать Фуси, и линии узора обрели ещё более чёткий рисунок. По всему периметру дворца поднялись золотые барьеры, заключая его в крепкую, как сталь ловушку.
— Чишуй Лю Шуан, — хрипло произнёс он, — ты ведь никогда и не думала уйти со мной, верно?
Белая, как снег, дева открыла глаза. На её лбу горела холодный синий цветок. Глядя на него, она не дрогнула и, сжав зубы, ответила:
— Верно.
Он рассмеялся громко и глухо, но в глазах, вместе со смехом, блеснула одна-единственная кровавая слеза. Упав на золотую печать под его ногами, она медленно растеклась по узору.
Лю Шуан, управляя Печатью Фуси, раскрыла в глубине чертогов тонкую трещину, тихую, как дыхание. Под ней раскрывался путь в Бездну Пустоты.
Сердце Янь Чаошэна было пронзено, и в ярком сиянии печати он уже не мог принять свой истинный облик. Из глубины моря поднималась невидимая рука, тянувшая его вниз. Он обмяк и рухнул в сияющий узор.
Цинлуань издала пронзительный крик, а глаза Фу Хэна налились кровью. Он в исступлении бросился бить по печати.
— Чишуй Лю Шуан! Не смей! Не делай этого с ним!
Она крепко сжала губы и хотела отойти, но подол её платья вдруг оказался в его ладони. Не глядя ни на кого, он лежал ниц, и его кровавые глаза неотрывно, упрямо смотрели на неё.
— Ответь мне, Чишуй Лю Шуан… — его голос дрогнул. — Скажи, ты хоть миг… любила меня?
Она опустила взгляд.
С бездны Моря Забвения дул резкий, солёный ветер, подхватывая края её одеяния. И, глядя на него, она вспомнила себя семь сотен лет спустя. Сломленную, с разбитым сердцем, клявшуюся под смертельной небесной грозой, что никогда больше не пожалеет Янь Чаошэна и не позволит себе любить его вновь. Её пальцы сжались.
— Нет, — произнесла она.
Алая кровь из его тела пропитывала духовный узор.
Он усмехнулся:
— А я ведь поверил… что ты, возможно, сможешь полюбить меня.
Среди бессмертных, наблюдавших за сценой, исчезли страх и почтение. Глядя на окровавленного пленника, они говорили с презрением:
— Говорили, у демонов есть чешуя, что прикрывает сердце, и она неуязвима даже для тысяч клинков. Сегодня мы убедились, что всё это лишь пустые слова.
Янь Чаошэн, словно не слыша их насмешек, чувствовал, как Бездна Пустоты тянет его. Он медленно разжал пальцы, отпуская её подол, а зрачки теряли свет. Губы шептали тихие никому не понятные слова:
— Через месяц… весна придёт в мир людей… Когда весна… весна…
Жемчужина на её шее, выточенная из той самой защитной чешуи, пульсировала жаром, жгла кожу и кости. Лю Шуан отвела взгляд и не знала, почему, но, видя умирающего юного владыку демонов, что даже в этот миг говорил о весне, ощутила в глазах горечь. Она приказала себе не дрогнуть. Он не умер, она просто запечатает его, как когда-то заточали древних чудовищ в Башне Заточения демонов. Рано или поздно он проснётся.
— Небо и земля, восемь сторон света, духи всех миров, бездна как граница, Море Забвения — откройся!
Цинлуань плакала в небе, а Фу Хэн, обезумев, бился в печать.
В тот миг, когда все были уверены, что Янь Чаошэн исчезнет в водах Моря Забвения, его тело, лежавшее в крови, начало рассеиваться и таять на глазах.
Море завывало, и ледяной ветер пробирал Лю Шуан до костей. Печать Фуси, утратившая власть, рухнула на пол.
— Как… как так?!
