Шкатулка приоткрылась — и блеснула совсем не как в сказке. Ни сокровищ, ни древних амулетов, ни тайного завещания, только приглушенно поблёскивающие монеты. Грэйт аккуратно пересыпал их на пол, разложил по цвету и начал пересчёт.
Десять золотых. Восемь серебряных. Какое богатство в его положении. Он обрадовался.
Для кого-то это богатство. Для нынешнего Грэйта — курс «выживание в мире без ксерокса».
Среди золотых одна сразу бросилась в глаза: чужеземный профиль бородатого монарха с угрожающим двуглавым орлом на реверсе. Явно не местная чеканка. На фоне женственного профиля королевы и традиционной розы, которыми пользовались местные жители, эта выглядела почти как боевой медальон. Возможно и есть боевой медальон, подумал он.
Отец прежнего Грэйта, наверно хранил их “на чёрный день”. Вот он и пришёл.
Он взял две золотые и пять серебряных, остальное аккуратно положил на место. Пусть эта горстка сохранит остатки достоинства семьи Нордмарк. А сам — скользнул в вечернюю толпу и направился искать место где торгуют бумагой.
Магазин находился на площади у ратуши. Здесь витрины блестели даже ночью, повозки проезжали с мягким гулом, а воздух пах не хлебом, а воском и дорогой кожей. Дверь отворил мальчик с яркой внешностью — в мире У Чжоу мог бы участвовать в мюзикле, а здесь судорожно прижимал к груди дощечку с надписью “Магазин закрыт”. Увидев Грэйта — в простой рубашке с переделанным воротом и пыльной сумкой — замер. Промолчал. Но открыл.
Грэйт зашёл в магазин. У стены он увидел прилавок, за которым, как хищник в клетке, скучал молодой приказчик в жилете. Его лицо выражало профессиональное безразличие к клиентам.
— Что нужно? — не глядя спросил он.
— Бумагу, — скромно отозвался Грэйт.
— Пергамент — два серебра за лист. Белая бумага — четыре.
—«Что? — в голосе Грэйта звучали нотки отчаяния студента, который погряз в долгах. — Четыре серебряных за лист? Неужели она из кожи единорога?»
Молодой приказчик со вздохом презрения уже собирался объяснить, что клиенту не хватает происхождения. Однако в этот момент сзади появился старший продавец — пузатый, как добротный чайник, в расшитом жилете и с блестящим от пота лбом.
— Конечно, есть бумага и подешевле, уважаемый! — улыбнулся он, сверкнув золотыми пуговицами. — Варвейкская писчая бумага стоит всего четыре серебряных монеты за пачку, а норсенбергская казённая — всего один золотой. А вот магическая бумага, для свитков, — да, её можно приложить к огню, и она не сгорит. Её даже магистры из башни берут с почётом.
— Сколько листов в пачке? — мрачно поинтересовался Грэйт.
— Двадцать пять!
Супер. То есть четыре серебра за двадцать пять листов. А ему нужно… тысяча? Считаем… 160 серебряных. 16 золотых. Прощай, мечта о мясной похлёбке.
— А если взять оптом? — не сдавался Грэйт.
— Партия из двадцати пачек — семь золотых с половиной. С доставкой! — весело подмигнул пузатый лавочник.
Грэйт задумался. Достал свой кошель и шёпотом:
— Четыре пачки варвейкской, одну хорошую перьевую ручку… Эээ, у меня 2 золотых и 5 серебряных. Чернила можно большую бутылку? По той же цене?
Молодой приказчик тут же презрительно хмыкнул:
— Ты ещё скажи, что у тебя монеты есть!
И вот в этот момент Грэйт, со всей важностью и обидой великого медика, уволенного за то, что слишком быстро спасал жизни, достал из кармана один золотой. Потом ещё один. Затем, под взглядом ошарашенного юнца — аккуратно выложил серебряные. — Вот. Два золотых и пять серебряных. Без медяков, если ты не возражаешь. Продавец поседел глазами.