— Плачут только те, у кого не хватает мужества, — отозвался он.
— У меня и нет мужества! — срываясь, вспыхнула она. Если бы оно у неё было, стала бы она держаться за эту жизнь в виде фарса при дворе, изображая гуйфэй? Да она бы давно прикончила его и села на трон сама! И вот она рыдает за него, а он ей выдает это…
— Ладно, — усмехнулся он. — Раз смеешь так ругаться — значит, отваги тебе хватает с лихвой.
Теперь она поняла, почему он смеётся всякий раз, когда она натягивает на себя фальшивую улыбку. Ей и самой сейчас было одновременно и смешно, и горько. Слёзы смешались со смехом, всё в ней скручивалось в тугой ком.
— Ваше Величество, — выдохнула она, — по вам не скажешь, что вы при смерти. Такая рана, а вы даже виду не подаёте. Разве не больно?
— Боль в голове бывает куда хуже, — пожал он плечами. — А это ерунда. Тем более я принял лекарство.
Она удивлённо моргнула:
— Лекарство? Какое ещё лекарство? Я его и в руках-то не держала.
Он достал из-за пазухи крошечный пузырёк и бросил ей.
Она поймала его на лету, внимательно рассмотрела, и, не скрывая настороженности, спросила:
— Что это?
— Средство от врождённого недуга. Впрочем, я усилил его редкими компонентами, чтобы немного приглушить боль и стабилизировать состояние.
Она сдвинула брови и прищурилась:
— То есть постоянная холодность тела — это тоже из-за этого препарата?
Он кивнул, и её взгляд скользнул чуть ниже против воли. В голове возникла дерзкая мысль: «Так вот оно что… значит, именно из-за лекарства он… не способен?»
— Что ты сейчас осматриваешь? — его голос был холоден, как ледяная вода.
«Ну и зоркость у него… — мысленно застонала она. — Один взгляд — и всё заметил».
Как будто уловив не только взгляд, но и её мысли, он сказал ровно, с холодной отстранённостью:
— Я вовсе не бессилен. Просто не желаю. Разве тебе не кажется, что всё это — скотское поведение, достойное лишь животных?
«Ничего себе… настоящий практик гармонии и нравственности».
Она была настолько ошарашена, что лишь через пару мгновений смогла ответить:
— Люди тоже животные. И в этом, по сути, мы ничем от них не отличаемся.
— Отличаемся, — возразил он спокойно. — У человека есть стыд и самоконтроль. Животное лишено и того и другого.
«Правда? А когда ты убиваешь людей, это ты так же благородно контролируешь себя?..» — едко подумала она, но вслух спорить с ним дальше не стала.
Бессмысленно обсуждать природу желаний с человеком, у которого совсем другие взгляды на мир.
А вдруг он снова заговорил:
— Постоянно возвращаешься к этим темам. Хочешь, чтобы я с тобой это сделал?
Она вскочила, как подброшенная:
— Ничего подобного! Ты с ума сошёл?!
— Подойди, — спокойно произнёс он.
— Не собираюсь! — огрызнулась она.
«У него кровь хлещет из раны, а он ещё играет в обнимашки! Может, уже перестанем притворяться, что тебе всё нипочём?..»
В ту ночь она вымоталась окончательно. Вроде и ничего толком не произошло, но постоянная словесная перепалка с этим невозможным человеком забирала силы не хуже боя. Утром они снова сели на коня и, следуя вверх по реке, наткнулись на заброшенную лачугу в горах. Судя по виду, это прежнее укрытие какого-то охотника. Внутри всё было старым, очаг выгорел, ни углей, ни щепок, ни огня. Увы, ни огнива, ни спичек с собой у них не было, так что развести костёр было невозможно.
По дороге удалось найти лишь несколько лесных ягод, кислых до невозможности. Больше еды не было.
«Прекрасно, — подумала она. — Император и наложница — и смерть от голода. Такого сценария даже в самом абсурдном сне не придумаешь…»
Он сидел снаружи, подставив лицо солнцу, и заметил, как она с кислыми мыслями разглядывает ягоду. Сыма Цзяо поднял руку и легонько хлопнул её по голове:
— Потерпи ещё один день.
В нём было что-то странное… Потому что если он говорил «один день» — это и правда оказывался один день.
Ровно через сутки у их убежища показались люди. Впереди бежал со слезами на глазах Цзиньдэ, а вскоре за ним подошёл и Гао Тайбао.
Целая свита охраны и солдат встала на колени:
— Ваше Величество!
Император махнул рукой:
— Сначала найдите что-нибудь поесть для Императрицы. Она вот-вот с голоду помрёт.
Она, уже собравшаяся обрадоваться, застыла.
«Какая, к чёрту, еда?! Домой надо!»
Но через она мгновение осознала.
«Он ведь сказал “Императрица”».
«Императрица?!»
