Глава области Ляо лишь опустил глаза. Печальная весть, да, но в его душе всё равно была другая боль. Боль от неизвестности.
Господин Ляо с наставником Дуанем лично знаком не был. Семейство Дуань — поколение аристократов, издавна обосновавшееся в столичном Лоцзине, а вот семья Ляо была родом из речного уезда Хэся и всегда оставалась мелким провинциальным кланом. Взаимного общения практически не было. Впрочем, виной тому была вовсе не удалённость, а скорее то, что род Дуань попросту считал их недостойными внимания. Глава Ляо, услышав о смерти, только вздохнул с вежливой жалостью и не придал происшествию особого значения.
Во дворце его встретил уже другой евнух, одетый в одежду цвета сливы, с заметно более важным видом, чем тот, что ожидал у ворот. Зато в отношении он был ещё более любезен и обходителен.
— Вот и прибыл господин глава области! — с сияющей улыбкой воскликнул он. — А ведь гуйфэй ждала вас с большим нетерпением. Она несколько раз интересовалась, не прибыли ли вы. Пойдёмте, она уже дожидается вас.
Господин Ляо замедлил шаг:
— Разве не следует мне сперва явиться к Его Величеству?
Евнух всё так же лучезарно улыбался:
— Нет нужды. Император велел, что вы должны прежде всего навестить гуйфэй. Таково Его слово.
Да, это нарушало все придворные правила и этикет, но коли сам монарх дал такое распоряжение, перечить ему не было смысла. К тому же, сердце господина Ляо уже не раз томилось от тревоги, и он действительно хотел поскорее увидеть дочь. Следуя за провожатым, он шёл в состоянии рассеянной задумчивости, даже не замечая, куда именно его ведут. И лишь когда евнух, остановившись у дверей покоев, поклонился и сделал жест, приглашая войти, глава Ляо наконец поднял глаза… и опешил.
— Это… разве не покои самого Императора? — недоумённо пробормотал он.
Разве не к дочери его вели? Почему же пришли к внутреннему залу, месту отдыха правителя?
Евнух лишь продолжал улыбаться и с мягкой вежливостью пояснил:
— Нет повода для волнений, господин. Гуйфэй сейчас именно здесь и ждёт вас.
Смысла спорить не было. Господин Ляо шагнул за порог. Служанки встали, почтительно поклонились и проводили его внутрь, к ложу.
Тут он остановился и онемел.
Перед ним, словно растекшись по шкуре белой лисы, полулежала его дочь. Она была наполовину укутана в мягкое, лёгкое одеяло, под ногами был какой-то причудливый грелочный прибор. Поза — вольная, даже беспечная, совершенно не соответствующая царящему вокруг лоску и величию. Если бы на низком столике сбоку не лежали аккуратно нарезанные сладости, если бы на её лице не играли здоровый румянец и блеск в глазах, он бы решил, что видит перед собой больную, истощённую девушку, которая не может даже подняться. А так она… располнела?
Тут он внезапно вспомнил об одном слухе. Глядя на живот дочери, он с неуверенностью, но заметной обеспокоенностью спросил:
— Гуйфэй… разве ты не беременна?
Дочь, в этот момент едва не заснувшая на месте, только что начала подниматься, чтобы встать навстречу отцу. И тут — вот это. Она застыла, как поражённая молнией.
«Да что ж такое, откуда вообще поползли эти сплетни, и почему они всё множатся и множатся?! Никто с этим ничего не делает?»
— Отец, прошу вас, не верьте глупым пересудам. Я не беременна, — строго, но почтительно ответила Ляо Тинъянь, пресекающе махнув рукой.
Затем она распорядилась, чтобы ей принесли низкий столик с подушками.
— Садитесь, поговорим спокойно. Как вы себя чувствуете, отец? Всё ли было хорошо в дороге? Вы, кажется, похудели… — заговорила она с искренним участием, осматривая его с вниманием.
Несколько лет он исполнял роль её отца, и несмотря ни на что, она испытывала к нему настоящую заботу.
Господин Ляо кивал и отвечал на её расспросы, а сам хотел тоже спросить, как она живёт… Однако взгляд его сам собой цеплялся за её округлившиеся щёки. В голове у него звучала заготовленная по дороге фраза: «Ты и сама исхудала, видно, тяжело тебе». Он представлял себе трогательную, грустную встречу после разлуки, но теперь, глядя на это довольное лицо, он понял, что не сможет солгать.
