Хранилище в Ду всегда считалось более важным. Именно поэтому Сыма Цзяо и велел открыть для раздачи запасы Цзи, чтобы не трогать более ценные резервы. Министр Ду наотрез отказывался открывать склад, и это уже тогда показалось подозрительным. Сейчас подозрение стало фактом.
На лице Сымы Цзяо почти не отразилось ни тени раздражения. Наоборот, он выглядел почти равнодушным.
— В таком случае, — произнёс он спокойно, — пусть кто-нибудь «случайно» обнаружит нехватку зерна в Ду. И тех, кто ведал обоими складами, немедленно предать суду. А министра Ду… оставьте. Пусть живёт.
Евнух, передававший информацию, хоть и был озадачен мягкостью Императора, не осмелился расспрашивать о причинах. Он молча поклонился и удалился.
Сыма Цзяо поднялся и направился искать Ляо Тинъянь. Стоило выйти из покоев, как его тут же остановили служащие с поклоном и, не дожидаясь вопросов, тут же сообщили, где находится гуйфэй. Ему даже не нужно было спрашивать.
Так было на каждом шагу. Будто весь дворец был уверен: куда бы Император ни направлялся, его цель — найти Ляо-гуйфэй.
Сыма Цзяо на миг замер. Ему стало немного… неловко. С каких пор всё стало так очевидно? Когда это началось?
Он ещё не успел разобраться в собственных мыслях, как вдруг услышал лёгкий смех Ляо Тинъянь. Она смеялась довольно часто: то от радости при виде чего-то приятного, то потому что чувствовала себя расслабленной и довольной, а иной раз и просто из вежливости, когда нужно было изобразить радость. Но вот так — легко, искренне, звонко, без всякого напряжения — смеялась, пожалуй, нечасто.
Сыма Цзяо остановился и остался стоять в тени, наблюдая за ней издали.
Ляо Тинъянь стояла в окружении нескольких служанок. Видимо, участок в углу императорского сада использовался придворными для посадок, и сейчас виноградные лозы и тыквенные плети ползли по земле, местами взбираясь на стены и даже карабкаясь на крышу. На грядке виднелось с десяток налившихся зелёных арбузов. Ляо Тинъянь наклонялась, постукивала по каждому, прислушиваясь к звуку, пока служанки осторожно придерживали подол её платья и распущенные волосы, которые она, похоже, так и не успела ещё как следует уложить после купания.
Она явно была в прекрасном настроении. Ляо Тинъянь с интересом осмотрела все плоды, и наконец остановилась на одном, постучала по нему, после чего удовлетворённо кивнула. Служанки заглянули ей через плечо, и тут же заголосили в один голос, восхваляя зоркость гуйфэй:
— Раз вы выбрали этот, значит, точно самый сладкий!
Когда плод был срезан, Ляо Тинъянь сама протянула руки, чтобы взять его. Служанки поспешно отряхнули с арбуза пыль и подали ей.
Рядом стоял евнух в униформе служащих летнего дворца скромного голубовато-серого цвета. Он что-то прошептал и указал на угол крыши. Ляо Тинъянь, всё ещё держа арбуз в руках, отступила на шаг, наступила на камешек, приподняла голову и с улыбкой воскликнула:
— И правда, наверху тоже два выросли! И немаленькие такие. А не сорвать ли один?
Разумеется, после этих слов тут же нашлись усердные служащие, которые принесли лестницу и ловко сняли плод с крыши, после чего с почтением вручили его Ляо Тинъянь.
Сыма Цзяо, досмотрев сцену до конца, так и не подошёл. Он просто развернулся и неспешно вернулся в покои. Окна в зале были распахнуты настежь, и в помещение ворвался прохладный горный ветер. Он лёг на постель и закрыл глаза. Прошло немного времени, прежде чем его слух уловил весёлые и лёгкие ритмичные шаги. Он приоткрыл глаза и, как и ожидал, увидел Ляо Тинъянь, которая несла два арбуза, едва удерживая их в руках.
— Ваше Величество, — весело проговорила она, — только что срезала! Хотите попробовать?
Сыма Цзяо приподнялся, коснулся пальцами одного из арбузов и, чуть насмешливо спросил:
— Так это что же, у нас в летнем дворце и арбузы выращивают?
— Один из дворцовых слуг сам посадил, — пояснила Ляо Тинъянь с улыбкой. — А ещё я только что узнала, что пара выросла прямо на крыше! Представляете?
Когда арбуз разрезали, Сыма Цзяо неожиданно съел сразу несколько кусков, без своей обычной холодности, когда любое блюдо казалось ему ядом. Он ел без принуждения, и Ляо Тинъянь даже ощутила тёплое удовлетворение. Сначала она не придала этому значения, но вскоре поймала себя на мысли, что испытывает чувство, сродни тому, что чувствует мать, когда привередливый ребёнок вдруг сам просит еды. Маленькая радость, но по-своему трогательная.
Даже старший евнух Цзиньдэ, столько лет служивший Сыма Цзяо, был поражён переменами. За последние дни Император стал есть и спать лучше, чем прежде.
«Всё это благодаря гуйфэй, — подумал он. — Уж кто-кто, а она умеет оказывать влияние».
