Сентябрьский дождь был прохладным.
В саду тихо шелестели струи, их мерный шорох смешивался с глухим напевом буддийской молитвы, и звуки эти, словно туман, обволакивали сознание Чу Юй, убаюкивая и уводя в дрему.
Холод пробирал её до костей, колени ныли, будто в них вонзались иглы: видно, стояла она на них уже долго. За стеной доносились знакомые, но будто издалека, голоса — тревожные, взволнованные.
— Она ведь скоро выходит замуж! Что, если от этого коленопреклонения останется увечье?!
— Не говори мне про разум и неразумие! Скажи лучше: переступила ли она хоть раз порог дома генерала без дозволения? Нет? Так за что же тогда карать?!
— И побои уже были, и брань, чего вам ещё нужно? — женский голос дрогнул, срываясь на плач. — Пока не доведёте А-Юй до смерти, не успокоитесь?!
Кто это?
Мысли Чу Юй путались. Она подняла голову. Перед ней стояла статуя милосердной Гуаньинь1, окутанная клубами благовонного дыма, отчего черты её казались зыбкими, словно живыми.
Именно эта нефритовая богиня поразила Чу Юй, ведь её положили в гробницу вместе с бабушкой, когда та умерла. А с тех пор прошло почти десять лет.
Если статуя могла вызвать удивление, то голос, прозвучавший снаружи, потряс её до глубины души. Он принадлежал её матери, умершей четыре года назад.
Где же она?
Память, словно вспугнутая птица, метнулась к последнему мгновению перед тем, как сознание погасло.
Была зима. Она лежала под тяжёлым одеялом, в комнате чадил плохой уголь, воздух был густ от копоти. Кто‑то поднял полог и ввёл мальчика лет восьми. Женщина, вошедшая вместе с ним, была в длинном платье из небесно‑голубого шелка шуцзинь2, поверх — белый плащ с вышитыми журавлями, у ушей покачивались жемчужные серьги. Ей было под тридцать, но в лице ещё светилась девичья ясность, совсем не та, что у больной, лежащей на постели.
Они родились в один день, но судьба распорядилась так, что перед ней стояла всё ещё юная и свежая сестра, а сама Чу Юй превратилась в измождённую старуху. Руки её были в шрамах, лицо в морщинах, глаза — безжизненные, в них не осталось и тени той гордой решимости, что когда‑то отличала старшую дочь генерала.
Женщина подошла и почтительно поклонилась, как когда‑то в доме отца:
— Сестра.
Чу Юй едва могла дышать. Она медленно перевела взгляд на мальчика рядом с сестрой. Тот, встретившись с её глазами, отпрянул, будто испугался.
Женщина, заметив это, мягко подтолкнула сына:
— Яньцин, поклонись госпоже.
Мальчик шагнул вперёд и тихо произнёс:
— Старшая госпожа.
Зрачки Чу Юй сузились.
Старшая госпожа? Что за вздор! Ведь она — его мать! Она носила его десять месяцев под сердцем, она родила его!
— Чу Цзинь… — голос её дрожал. Хотелось закричать, проклясть, но, встретив спокойный взгляд сестры, она поняла, что брань бессильна.
Меча в руке у неё больше нет, и меча в сердце тоже. Чтобы сын назвал её матерью, нужно, чтобы эта женщина позволила.
Она умоляюще посмотрела на Чу Цзинь. Та поняла, но лишь улыбнулась, будто не заметив просьбы, поправила одеяло и тихо сказала:
— Чушэн скоро придёт, сестра, не тревожься.
Чу Юй знала, сестра не даст ей услышать заветное слово. Она схватила её за руку, в отчаянии вглядываясь той в лицо.
Чу Цзинь долго молчала, потом медленно улыбнулась.
— Сестра, ты, кажется, уже не выдерживаешь?
Она была права. Сил не осталось. Тело разрушено, и все просьбы, что Чу Юй обращала к Гу Чушэну, — вернуться в Хуацзин3, увидеть отца, единственного мужчину, кто любил её по‑настоящему, — не будут исполнены.
Теперь, когда смерть стояла у порога, Гу Чушэн наконец приехал в Цяньян4, обещая отвезти её домой.
Но домой она уже не вернётся. Судьба решила иначе.
Чу Цзинь смотрела на неё, и взгляд её холодел.
— Ненавидишь?
Чу Юй ответила глазами. Как не ненавидеть?
Она, некогда гордость рода, дошла до этого унижения. Как не ненавидеть?
— Но чем ты оправдаешь свою ненависть? — мягко произнесла Чу Цзинь. — Разве я обидела тебя, сестра?
- Гуаньинь (观音, Guānyīn) — в китайском буддизме это Бодхисаттва милосердия и сострадания, одна из самых почитаемых фигур пантеона. ↩︎
- Шуцзинь (蜀锦, shǔjǐn) — буквально означает «узорчатый шелк из Шу». Знаменитая ткань из провинции Сычуань. Характеризуется сложным узорным ткачеством и яркими многоцветными орнаментами. Уже в эпоху Хань высоко ценился при императорском дворе и экспортировался по Шёлковому пути как символ роскоши и культурного статуса. ↩︎
- Хуацзин (华京, Huájīng) — столица империи. ↩︎
- Цяньян (乾阳, Qiányáng) — город на северо‑западной границе. ↩︎
Ну что приступим к чтению)
Люблю исторические новеллы и перерождения.
С нетерпением буду ждать как главная героиня всем надает по щекам и всех спасет. 😉