Госпожа Ма уже знала: тем самым погибшим был родной брат госпожи Чжу. Любопытство взяло верх — она, всё ещё играя роль духа сына, осторожно спросила: а кто же этот «благородный человек»?
Тётушка Цзян, ничуть не насторожившись, ласково, почти с гордостью ответила: «Это вдова левого гуна Фенъи госпожа Юйлоу».
Когда тётушка Цзян ушла, госпожа Ма почувствовала, как по спине пробежал холод.
Она зарабатывала на жизнь обманом, но прекрасно знала, насколько опасными бывают тайны, скрывающиеся за воротами таких знатных домов. И теперь сама оказалась впутанной в это. Она вспомнила того, кто когда-то заплатил ей целое состояние, велев сыграть роль духа. С каждым днём тревога росла: что, если он решит, что она теперь знает слишком много?
У госпожи Ма никого не было. Ни семьи, ни детей, ни мужа. Потому она быстро собрала пожитки и, не простившись ни с кем, исчезла. Переехала в другой округ, сменила имя — и снова принялась за старое.
В конце концов, тётушке Чжун всё же удалось разыскать ту самую госпожу Ма. После долгих расспросов, та наконец рассказала всё, что знала.
Так связь Су Эхуан с тётушкой Цзян всплыла на свет, и пелена окончательно спала. Теперь можно было с уверенностью утверждать: именно она, Су Эхуан, стояла за тем, кто подослал ядовитую руку к старшей госпоже — с намерением убить.
В конце письма госпожа Сюй прибавила несколько слов: всё же мать Су Эхуан ей родная племянница. За все эти годы хоть и почти не общались, но родственные узы — не та вещь, что легко рвётся.
К тому же, благодаря счастливой звезде своей невестки, ей самой удалось избежать беды. Судьба всё расставляет по местам: «Небо воздаёт — такова карма», — написала она.
И просила Вэй Шао: не держи зла и не жажди её крови. Если Су Эхуан не образумится, просто выдвори её обратно на её земли и передай под надзор гуна Чжуншань. Пусть сама судьба решает, что ей предназначено.
…
Именно потому Сяо Цяо и была уверена: даже если Вэй Шао не поверил её самозащитной болтовне, максимум, что он сделает — это заточит её под стражу. Но что он отрежет ей нос — такого она и представить не могла!
Такая жестокость…
Даже если бы он отдал приказ просто убить Су Эхуан, это, возможно, было бы куда легче перенести. Но отрезать нос — живому человеку, женщине, с которой когда-то его связывали юные чувства…
Это было как удар в сердце.
Впервые Сяо Цяо по-настоящему прочувствовала — не через пересуды или чужие страшилки, а всем телом и душой — какой безжалостной может быть рука того, с кем она делит ложe.
Она вспомнила до мельчайших деталей: ещё совсем недавно, всего несколько дней назад, он ведь сам сказал ей —
«Если бы не женился на тебе, может, и взял бы Су в наложницы — из жалости к былому».
Слова ещё свежи, как будто сказаны только вчера. А теперь?
Узнав, что та пыталась отравить его бабушку, он даже не дрогнул — приказал отрезать ей нос.
Таков он — Вэй Шао.
Стоит кому-то попасть в разряд его врагов, и он не пощадит. Ни словом. Ни действием. Ни крошкой жалости.
Сяо Цяо вдруг вспомнила, как вчера ночью он ни с того ни с сего спросил, не скрывает ли она чего-то от него.
В тот момент она просто отшутилась.
Но сейчас, вспоминая выражение его лица — это была не просто праздная реплика.
Что-то за этим стояло.
И это пугало.
Этот день оставил в сердце Сяо Цяо тень.
Тень страха, неуверенности, настороженности.
Да, она знала, что поступок Су Эхуан заслуживал наказания.
Да, она знала, что всё могло быть ещё хуже, если бы не её собственная предусмотрительность. Она заранее уговорила отца вооружаться, укреплять позиции. И пусть армия Яньчжоу всё ещё уступала сильнейшим — по крайней мере, они были не безоружны, как в её прежней жизни.
Но всё равно…
Тот вечер, тот приговор, та кара — слишком жёсткая, слишком быстрая, слишком страшная.
Когда Вэй Шао вернулся вечером, Сяо Цяо вела себя как всегда: с улыбкой, спокойно, ласково —
но в глубине души что-то ёкало.
Они легли спать.
Как это теперь уже вошло в привычку — всё завершилось делом супружеским.
С тех пор как он вернулся с похода в Сихэ, он ни одной ночи не пропускал. Каждую ночь.
После — он закрыл глаза. Одна рука, будто по привычке, легла ей на грудь, медленно лаская её, пока не замерла.
Но ладонь осталась — тёплая, тяжёлая, словно говорила: ты моя.
Сяо Цяо уткнулась лицом в его грудь, закрыла глаза и начала считать удары его сердца.
Тук… тук… тук…
Досчитав до двухсот, она осторожно приоткрыла глаза и, внимательно вглядываясь в его лицо, словно пытаясь проникнуть в самую его суть. Она всё ещё пыталась понять, зачем он вчера — в первую же минуту после возвращения — задал тот вопрос: «Ты что-то скрываешь от меня?»
Что он знает? Что он чувствует? Что он подозревает?
Наверняка что-то произошло. Просто она ещё не знает, что именно.
Вдруг Вэй Шао без предупреждения открыл глаза — и их взгляды встретились.
Его глаза были чёрные, как ночь, блестящие, словно наполненные водой, в них отражался свет, и от этого они становились похожими на цветки персика весной. Сяо Цяо давно заметила: каждый раз после близости его глаза становились вот такими.
Очень красивыми.
— Смотришь на меня? — лениво поднял бровь он.
Сяо Цяо не ожидала, сердце вздрогнуло и подпрыгнуло, будто её поймали за чем-то.
Она уже хотела было замотать головой, отмахнуться, но всё же… Помедлив, решилась спросить:
— Вчера вечером, когда вы вернулись… Почему вы вдруг задали мне тот вопрос?
Вэй Шао чуть замер, словно на мгновение задумался. А потом — небрежно, с оттенком уклончивости, ответил:
— Да просто… Вспомнилось, и задал. Так, между делом.
Он увидел, как Сяо Цяо продолжает пристально на него смотреть, и, словно прикрываясь, откашлялся:
— Ах да. Чуть не забыл сказать тебе. Здесь, в Цзиньяне, мои дела почти завершены. Ты можешь потихоньку собираться. Ещё несколько дней — и выдвигаемся.
— Сначала поедем в Синьду. Побудем там несколько дней — мне нужно уладить кое-какие дела. После этого — вернёмся в Юйян.
Он смотрел на неё, когда говорил это.
Сяо Цяо на миг опешила. А потом настроение у неё вдруг стало значительно лучше.
В Цзиньяне они пробыли уже семь или восемь месяцев. Сначала объявился Чэнь Жуй, потом — Су Эхуан. И ни одно из этих воспоминаний не вызывало желания улыбнуться.
А теперь — наконец-то, можно уехать!
Синьду — это именно та самая крепость, куда Сяо Цяо была отправлена сразу после замужества, где и состоялась их поспешная свадьба.
Тогда их с Вэй Шао отношения были хуже некуда. Наутро после свадьбы он и вовсе велел отправить её прочь.
Но странным образом… у Сяо Цяо всё равно остались тёплые воспоминания об этом месте.
Наверное, потому что она по-настоящему полюбила ту высокую террасу во дворце Синь-гун, на которую можно было подняться, когда было одиноко и страшно, и смотреть с высоты на бескрайнее поле за стенами, куда в закатных лучах медленно уходило солнце.
Она до сих пор могла закрыть глаза и ясно увидеть тот вечер, как она стоит на террасе, а вдалеке, над горизонтом, медленно меркнет день.
Теперь, когда появилась возможность ещё раз побывать в той крепости, её сердце наполнилось лёгкой, приятной радостью.
Тем более, скоро она снова увидит старшую госпожу Сюй.
— Я начну собираться уже завтра! — сказала она с улыбкой.
Вэй Шао, глядя на неё, тоже слабо улыбнулся и кивнул.
Спасибо за перевод.