Синь Сюнь клюнул на приманку. Когда основная часть его войска перешла реку, луки на том берегу вдруг стихли, отряды начали отступать, имитируя беспорядок. Синь Сюньские войска, воодушевлённые мнимым успехом, бросились в погоню — и тут ударил боевой барабан.
Оглушительный звук, как гром, раскатился над полем — и из укрытий, словно чёрные волны, одна за другой вырвались засады. Ли Дянь, Чжан Цзянь, Ли Чун и Вэй Лян — каждый повёл свою часть войска, охватывая врага со всех сторон. Динь Цюй и Синь Вэй оказались захвачены врасплох. Приказания путались, командование дрожало, напор вэйской армии оказался нестерпим.
Отступив к понтонному мосту, они надеялись на спасение — но оказалось, что мосты, по которым шли, уже объяты пламенем: лучники с северного берега, затаившиеся с заготовленными стрелами, обмотанными масляными тряпками, подожгли конструкции. Пламя вспыхнуло с обеих сторон, черный дым заволок небо.
Пути к отступлению больше не было. Позади — преследователи, впереди — огонь и пучина. Завязалась отчаянная бойня: одни были перебиты на месте, другие пленены, третьи — сброшены в реку и захлебнулись в бурном течении. Сколько их погибло — никто не сосчитал.
Синь Вэй пал под градом стрел. Динь Цюй, храбрый до безрассудства, с боем прорвал кольцо и, выведя из окружения уцелевших, отступил на запад, почти сто ли. Наконец, у брода, перехватив чью-то лодку, пересёк реку — поверженный, униженный, едва унеся жизнь.
Первое сражение у Хулоу закончилось для Синь Сюня сокрушительным поражением: он потерял более десяти тысяч воинов, проиграл битву с первого удара и лишился собственного сына. Услышав весть, он бил себя в грудь, рвал волосы на голове и стенал от боли. Клялся, что во что бы то ни стало отомстит и смоет позор кровью.
Прошло полмесяца — и он вновь бросил вызов. Извлекая уроки из прежней ошибки, он на этот раз оставил отряды для охраны понтонного моста, а сам лично повёл основные силы через реку.
Вэй Шао тоже выступил сам. На севере, у равнин за Хуанхэ, две армии сошлись лицом к лицу. Обе стороны бросили в бой лучшие войска, в сражении участвовало не менее сотни тысяч человек. Битва продолжалась с переменным успехом, волнами, захлёстывая поле брани, увлекая с собой жизни тысяч воинов. Каждая сторона теряла, но никто не отступал.
Шестнадцатой ночью, когда небо над Инъяном было затянуто тучами, в южной части города, где Синь Сюнь хранил запасы, вспыхнул гигантский пожар. То был внезапный налёт войск Ян Синя и Го Цюаня. Стража, врасплох застигнутая ночью, не успела среагировать — и за несколько часов огонь поглотил большую часть складов. Пламя поднялось до небес, озарив огненным заревом весь юг.
Когда слух об этом разнёсся по лагерям, воины Синь Сюня начали паниковать. Утрата припасов подорвала их уверенность. Вэй Шао, не теряя времени, бросил в бой все резервы. Начался решающий натиск. Синь Сюнь дрогнул, оказался в окружении и едва не пал на поле.
Только благодаря Динь Цюю он спасся: тот отдал ему свой шлем, обманув преследователей, и увёл врага на ложный след. Лишь с великим трудом, поразбросав остатки своих отрядов, Синь Сюню удалось отступить к южному берегу.
Чтобы отрезать путь преследователям, Синь Сюнь, едва переправившись через реку, велел немедленно поджечь понтонный мост, не дожидаясь даже собственных оставшихся за спиной воинов.
Две битвы — и обе в прахе. Потери тяжёлые, армия измотана, боевой дух надломлен. Синь Сюнь был как раненый зверь — злой, но осторожный. Он не желал сдаваться, но и рискнуть напасть снова не осмеливался. А погода, тем временем, становилась всё суровей — северный ветер резал лица, в воздухе пахло снегом. Тогда он велел своим войскам разбить шатры и раскинуть лагерь у южного берега Хуанхэ, застыв лицом к лицу с войсками Вэй Шао. Так между ними воцарилось напряжённое затишье.
В один из пасмурных дней, когда Синь Сюнь, стоя на холме, взирал на далёкие укрепления северного берега, его охватило мрачное раздумье. В этот момент к нему приблизился его советник, Сы-чжи Чжан Чан — человек, умудрённый опытом и искушённый в хитросплетениях политики. Он предложил свои наставления:
— Ваше Величество ныне держите в руках вожжи Поднебесной. Среди всех хоу Срединных земель, кроме Го Цюаня и Ян Синя, никто уже не смеет поднять голову. Эти двое предали, присягнув Вэй Шао. Но пусть пока живут — дождёмся, когда с севера всё будет улажено, тогда и с ними сведём счёты. Что до Юань Чжэ, у него, боюсь, двойное дно — на него полагаться нельзя. Но вот Ханьчжунский хоу Лэ Чжэнгун — Ваш старый товарищ. Он сам первым направил поздравительное послание, когда Вы взошли на престол. Почему бы не воспользоваться этим? Издать указ, призвав его выступить с армией на подмогу. Это придаст Вашей стороне силы — и в то же время станет грозным предостережением Вэй Шао.
Синь Сюнь оживился. Тут же приказал своему гонцу Чжан Цану отправляться в Ханьчжун и передать повеление.
Ханьчжун.
Получив императорский указ, Лэ Чжэнгун сдержанно поклонился гонцу Чжан Цану и вежливо велел ему сначала отдохнуть в придорожной постоялой усадьбе. А сам поспешил обратно в покои.
Он тотчас велел позвать своих приближённых — советников Чжан Яня и Ло Сяня. Как только они вошли, его лицо потемнело. Он с силой бросил свиток с императорской печатью на пол, и в гневе воскликнул:
— Синь Сюнь заточил малолетнего императора в заброшенном дворце на западе Лояна, сам провозгласил себя властителем Поднебесной. А теперь, когда дважды потерпел поражение в походе на Вэй Шао, даже не смог переправиться через Хуанхэ, — смеет требовать от меня помощи?! Как он вообще осмеливается?!
Советник Чжан Янь степенно шагнул вперёд и сказал:
— Синь Сюнь сосредоточил силы у южного берега. Сам Лоян теперь, несомненно, ослаб и малолюден. Я осмелюсь предложить господину воспользоваться этим редким шансом: выступить с войском, занять Лоян, взять под защиту малолетнего императора. Тогда, от его имени, можно будет призвать всех хоу страны к справедливой войне с самозванцем Синь Сюнем. В такой расстановке: спереди — Вэй Шао, сзади — наш господин, Синь Сюнь обречён. А когда он падёт — за Вами будет слава спасителя трона. Кто тогда в Поднебесной посмеет не признать Вас истинным оплотом императорского дома?
Советник Ло Сянь тоже горячо поддержал.
Лэ Чжэнгун задумался, хмуро глядя на свиток у ног. Но тут у входа вдруг раздался голос:
— Нельзя!
Он поднял глаза — в покои входил Чжу Цзэн, недавно прибившийся к нему из лагеря Синь Сюня.
Лэ Чжэнгун нахмурился. Его лицо ясно выражало недовольство:
— А ты что скажешь?
Чжу Цзэн вошёл в покои, поклонился и спокойно заговорил:
— Благодарю хоу Ханьчжуна за то, что приютил меня и не счёл недостойным. Получив хлеб, я обязан служить с искренностью — и потому осмелюсь высказать своё мнение напрямую.
Я долгое время находился при Синь Сюне и хорошо изучил его нрав. Сейчас он самодоволен и упрям, окружает себя только теми, кто ему по сердцу, а не по уму. Замыслов у него множество, но решимости — ни капли. Он гонится за великим, забывая об основах.
Раньше у него была опора — храбрые сяньбийские войска под началом Фэн Чжао, что пришли из Лянчжоу. Но теперь Лянчжоу утерян, Фэн Чжао разбит, сяньби ушли — и в войске Синь Сюня почти не осталось верных до смерти воинов. С такими силами он не способен подняться к вершине.
А теперь взгляните на Вэй Шао. Он молод, полон решимости, остр как меч, и силён духом. Его армия — железная стена, преданные полководцы — один лучше другого. Его нельзя недооценивать.
Если сейчас позволить Вэй Шао уничтожить Синь Сюня, следующим он повернёт меч на юг. Тогда его армия, словно буря, пронесётся по Центральным равнинам — сокрушит всех, кто встанет на пути.
Даже если вы займёте Лоян — это будет победа временная. Удержать её не получится.
Лэ Чжэнгун поначалу слушал с видом ленивого скепсиса, но по мере рассказа лицо его постепенно посерьёзнело. Когда Чжу Цзэн замолчал, он тут же подался вперёд:
— Продолжай, не тяни, — и пригласил гостя сесть рядом.
Чжу Цзэн опустился на циновку и, встретившись с его взглядом, уверенно сказал:
— По моему разумению, хоу Ханьчжуна может и должен принять этот императорский указ — и выступить. Объединить силы с Синь Сюнем, вместе ударить по Вэй Шао. Когда тот падёт, что останется от Синь Сюня? Один лишь узурпатор с бумажным титулом. С таким человеком, обладая вашими талантами и дерзновением, хоу, справиться будет проще простого.
Лэ Чжэнгун был в полном восторге. Он поднялся и почтительно приложил руки в жесте уважения:
— С таким советником, как господин, я чувствую себя словно рыба, вновь оказавшаяся в воде! Если прежде я не уделил вам должного внимания — простите мне это! — и тут же распорядился принять Чжу Цзэна с почестями как дорогого гостя.
