В последующие дни Чуньнян окружила Сяо Цяо такой заботой, что та и шагу не могла ступить сама. Еда подавалась к устам, одежда ложилась прямо на руки.
Сяо Цяо не могла не думать: если в её жизни всегда будет рядом Чуньнян — пусть даже она вдруг лишится рук и ног — всё равно будет жить как в шелке. Уютно, спокойно и по-королевски.
Ожог на запястье Сяо Цяо, пройдя через первые дни мучительной боли, начал наконец заживать. Мёртвая кожа понемногу сходила, уступая место новой, нежной плоти. Лекарь ежедневно приходил, чтобы сменить повязку.
Накануне он заменил старую, тёмную и дурно пахнущую мазь — густую, словно грязь, — на новую: белую, прохладную, с лёгким и приятным ароматом. Лекарь уверял, что это средство очищает рану и способствует росту новой кожи. Судя по глубине ожога и с его профессионального взгляда, рубца быть не должно — кожа со временем станет такой же гладкой, как прежде.
Чуньнян, что все эти дни едва не изводилась от беспокойства, как бы не осталось шрама на тонком нефритовом запястье Сяо Цяо, наконец смогла облегчённо выдохнуть, услышав обнадёживающий вердикт.
…
Тем вечером Сяо Цяо принялась за купание.
Она всегда была необычайно чистоплотна. За последние два года, даже в суровые зимы, если была возможность, устраивала себе полноценное омовение каждые два дня. Сначала Чуньнян удивлялась — ведь раньше за ней такого не водилось — но со временем привыкла. В конце концов, в доме Цяо хватало и слуг, и угля, и горячей воды.
В Сэяньцзюе купальня была устроена прямо при её спальне — их разделяла лишь складная ширма. Чуньнян помогла ей раздеться, поддержала, когда та осторожно погрузилась в тёплую воду деревянной купели. Потом строго-настрого приказала:
— Руки вверх! Ни капли воды на запястье!
Сяо Цяо повиновалась. И только тогда Чуньнян, удовлетворённо кивнув, принялась бережно промывать ей длинные волосы.
Сяо Цяо облокотилась на край купели. Горячая вода доходила ей до груди, колыхалась мягкими, ленивыми волнами в такт движениям рук Чуньнян. Будто чьи-то лёгкие, тёплые поцелуи ласкали её кожу, оставляя тень щекочущего покоя. Всё тело погрузилось в тепло, как в облако — хотелось закрыть глаза и уснуть, пока Чуньнян, ловко и умело, массировала ей кожу головы.
— …Госпожа, — вдруг тихо, почти шёпотом, произнесла Чуньнян, наклонившись к самому уху, — не знаю, уместно ли это сказать… но…
Сяо Цяо, не открывая глаз, сонно отозвалась:
— Говори.
— Мне всё кажется… — голос Чуньнян был напряжённым и тихим, — тот, кто похитил вас на станции и ускакал на лошади… он мне показался до боли знакомым…
Сяо Цяо вздрогнула. Глаза её распахнулись. Она выпрямилась и резко повернулась к Чуньнян.
Та не отвела взгляда. В её лице читалась нерешительность — но больше всего там было тревоги. И Сяо Цяо это сразу увидела.
— Госпожа… — Чуньнян пристально смотрела ей в глаза и с тихим вздохом спросила: — Это правда был тот самый господин, о котором я думаю?
Лю Янь жил в доме Цяо не один год. Даже после отъезда прошло не так уж и много времени. Взрослея, человек может меняться, но облик, черты, движения — многое остаётся прежним. Узнать — особенно тому, кто когда-то приглядывался к нему каждый день — не так уж сложно.
Чуньнян могла узнать его. Это было более чем возможно.
Сяо Цяо смотрела в глаза Чуньнян, полные тревоги. Немного поколебавшись, она наклонилась и шепнула ей на ухо:
— Не волнуйся. Он больше не появится.
Чуньнян замерла, и её лицо стало ещё более напряжённым.
— А хоу Вэй?.. Он знает? — прошептала она почти неслышно, едва касаясь губами уха Сяо Цяо.
Та медленно покачала головой.
— В ту ночь, когда он взял Ши-и, он пришёл ко мне. Я думала, спросит, как всё было. Если бы спросил — я бы всё рассказала. Но он не стал. И я подумала… меньше слов — меньше бед.
Чуньнян задумалась. Несколько мгновений она молчала, затем вздохнула:
— Дай Небо, чтобы всё так и утихло…
В её голосе слышалась печаль, словно предчувствие, что всё ещё может вернуться.
Сяо Цяо заметила это. И, будто чтобы отвести её мысли, раскинула белоснежные руки и обвила их вокруг шеи Чуньнян, прижалась к ней и, всхлипнув, закапризничала:
— Чуньнян… у меня так чешется запястье… я так хочу почесать… что же делать?..
Новая кожа на ране нестерпимо зудела — особенно после горячей воды. Она не притворялась: тепло пара действительно усиливало зуд.
Чуньнян сразу встревожилась, схватила её за руку и бережно, кончиками пальцев, начала растирать кожу вокруг повязки:
— Потерпите, пройдёт. Только не трогайте сама, слышишь? Почешете — будет шрам. Потом жалеть будете!
Сяо Цяо послушно кивнула, уткнулась лицом в её тёплую, мягкую грудь, прижалась, закрыла глаза — и с нежной, почти детской улыбкой прошептала:
— Чуньнян… ты у меня самая-самая…
— Моя милая Маньмань такая красивая, такая ласковая, — с улыбкой прошептала Чуньнян, — кто бы осмелился обидеть вас, скажите? Кто бы смог не полюбить?..
Но договорить она не успела.
Снаружи вдруг раздался глухой, тяжёлый звук — бам! — дверь распахнулась с силой, будто кто-то ударил по ней ладонью. В гуле чувствовалась ярость, прорывающаяся наружу.
— Господин хоу! Госпожа всё ещё в купальне! — раздался взволнованный голос служанки, и в нём явственно слышалась паника.
Сяо Цяо тут же открыла глаза.
Чуньнян тоже на миг оцепенела, затем мягко похлопала Сяо Цяо по плечу — будто успокаивая, — и поспешно поднялась, собираясь выйти и встретить вошедшего.
Но не успела она сделать и шага, как за ширмой промелькнула тень — и тяжёлый полог с шелестом был сорван прочь.
В купальню ворвался Вэй Шао.
Огни в бронзовых светильниках — те, что держали на коленях фигурки преклонённых бронзовых стражей — замерцали, словно от дыхания сквозняка. Вся купальня, наполненная мягким ароматом благовоний и теплом пара, будто в одно мгновение похолодела от его появления.
Он предстал перед ними, и его лицо было подобно мрачной зимней ночи, а взгляд — гневным и пронзительным, лишённым всякой маски. Он не отрывал взора от Сяо Цяо, которая всё ещё находилась в купели, окружённая лишь водой и паром.
— Вон, — холодно сказал он.
Чуньнян сразу поняла, что это обращено к ней. Стараясь сохранить спокойствие, сдержала охватившее её волнение и, чуть дрогнув голосом, проговорила:
— Господин хоу… вы пришли к госпоже? Она ещё не закончила купание… Позвольте мне хотя бы помочь ей одеться…
— Убирайся! — вдруг громко и резко выкрикнул он.
Плечи Чуньнян вздрогнули. Но она всё же выпрямилась, упрямо оставаясь на месте, заслоняя собой Сяо Цяо, будто мать, вставшая между зверем и дочерью.
— Чуньнян, иди. Всё хорошо, — тихо сказала Сяо Цяо, голос её был ровным.
Чуньнян, обернувшись, окинула её взглядом и на мгновение замерла, словно поражённая. Затем, не произнеся ни слова, она склонила голову и, миновав Вэй Шао, покинула купальню.
