Сейчас старая госпожа стояла у порога, опираясь на трость. На лице — ни единой морщины волнения, как и обычно. Но глаз — тот единственный, проницательный и холодный — сверкал, словно сталь, направленная прямо в грудь.
Госпожа Чжу вздрогнула. От испуга и стыда одновременно.
Поспешно отстранилась от Чуюй, бросилась на колени и со слезами в голосе заговорила:
— Мать… зачем вы сами пришли? Хотели бы чего — велели бы звать, я бы сама…
Госпожа Сюй не ответила. Даже не глянула.
Её взгляд переместился — точно, тяжело — на Чуюй, что теперь стояла за спиной госпожи Чжу, бледная как полотно и с опущенной головой.
Старшая госпожа посмотрела на неё какое-то время. Потом медленно, отчётливо сказала:
— Немедленно выдворить Чжэн Ши из дома. И чтоб больше мои глаза её не видели.
Слова были без гнева. Но в них была власть.
И уже через секунду в комнату вошли две служанки покрепче, схватили Чуюй под руки.
Та разрыдалась.
Госпожа Чжу тут же в панике вскрикнула:
— Мать! Пожалуйста…
Но стоило ей поднять глаза — как встретилась с ледяным, хлёстким взглядом старшей.
Голос тут же замер на губах. Грудь под трясущимся шёлком ходила вверх-вниз от сдерживаемых слов.
Госпожа Сюй продолжила спокойно:
— Я понимаю, что вы были близки. Много лет. Я не бесчеловечна. Не бойся — нищету она не познает. Хоть её мать с отцом и умерли, остались дядья — в семействе Чжэн. Её туда и отвезут. С положенным приданым. Я распоряжусь, чтобы нашли ей достойного мужа. Всё будет по чести.
Она выдержала паузу.
— Такое решение. Вас устраивает?
Госпожа Чжу, опустив голову, пролепетала:
— Как скажет мать… всё, как скажете…
Снаружи уже не слышно было ни плача, ни шагов — Чуюй исчезла.
Служанки тоже бесшумно вышли, оставив комнату погружённой в гнетущую тишину.
Госпожа Чжу всё ещё стояла на коленях, голова опущена. Долго. Молчала.
Наконец, медленно подняла подбородок, собираясь заговорить — но в этот миг воздух пронзил глухой удар трости.
БАМ!
Старая госпожа с такой силой ударила ею о камень у ног госпожи Чжу, что в зелёной плитке пошла глубокая трещина.
— Я давала тебе слово поднимать голову?! — её голос взвился, точно хлыст, хлестнувший по коже.
Госпожа Чжу вздрогнула и сжалась.
Медленно подняла взгляд… и увидела лицо старшей госпожи Сюй, перекошенное от гнева. Из её единственного глаза исходило ледяное, острое сияние, будто нож вышел из ножен — и нацелен был точно в горло.
За двадцать с лишним лет в доме Вэй… — вспыхнуло у госпожи Чжу в голове, — …она ни разу не видела старшую госпожу в таком гневе.
Сердце забилось так, что, казалось, сейчас выскочит. Она заставила себя не упасть — и заговорила слабо, почти с мольбой:
— Я… не понимаю, что сделала такого, что матушка… так гневается. Прошу указать мне вину. Если я ошиблась — готова принять наказание…
Старшая госпожа Сюй презрительно сплюнула в сторону.
— Ты хочешь, чтобы я объясняла тебе, что ты натворила? — прорычала она. — Что за гадость ты дала моему внуку выпить?! Откуда ты притащила это мерзкое, позорное зелье из подворотен? Только ради того, чтобы затолкать в его постель свою дорогую племянницу?!
Она шагнула ближе. Взгляд сверлил.
— Думаешь, это просто какое-то «любовное средство»? А если бы вместо этого тебе сунули настоящий яд — или нечто, что сожгло бы ему сердце изнутри? Ты бы и тогда, дура безмозглая, вливала это в сына, как воду?!
— Да, она тебе племянница. Но мой внук — это плоть от плоти, кровь от крови — твой единственный сын! Или ты уже забыла, кто его родил?!
Лицо госпожи Чжу побелело, как бумага. На лбу — мелкие капли пота, просачивающиеся сквозь кожу.
Значит, она знает всё… до конца…
Оправданий не осталось.
Она упала ниц, лбом ударилась о камень и со слезами в голосе взмолилась:
— Я… я была ослеплена, мать! Оступилась! Совершила тяжкий грех! Но, к счастью, беды не случилось… Прошу вас — карайте, как велит сердце! Клянусь — такого больше не будет!
Старшая госпожа Сюй всё ещё дышала тяжело после ярости, которую только что вылила. Лицо её не изменилось, но голос стал холодным, как лёд:
— Я всегда старалась закрывать глаза на твои связи с шаманами и тёмными колдуньями. Я терпела и молчала ради нашего дома и твоего сына. Но теперь ты перешла все границы. Ты сама влила яд в кровь своего ребёнка, и всё ради чего? Чтобы твоя избранница смогла разделить с ним ложе?
Она выпрямилась, взгляд остыл:
— Ты — его мать. Я не стану унижать тебя перед его глазами. Не хочу бросать тень на его сыновью преданность. Но ты сама просишь наказания?
Пауза.
— Тогда вот оно: ступай в родовое святилище. Встань перед духами наших предков — и стой. Пока не поймёшь, что натворила. Пока не пройдёт твоя слепота.
С этими словами госпожа Сюй развернулась. Ни одного взгляда больше.
Шаг за шагом она пошла к двери.
Но стоило ей ступить за порог — тело пошатнулось.
Тётушка Чжун, что ожидала у входа, тут же подхватила её под руку.
Старая госпожа не сказала ни слова. Только чуть крепче опёрлась на трость.
И медленно пошла прочь — оставив за спиной упавший в прах авторитет госпожи Чжу.
Старшая госпожа Сюй закрыла глаза.
Ненадолго. Просто чтобы отдышаться. Снова стать неподвижной, как скала.
Потом распахнула их и едва заметно кивнула. Увидела, как тётушка Чжун смотрит на неё — обеспокоенно, тревожно. Медленно покачала головой:
— Я в порядке.
Тётушка Чжун не настаивала. Поддержала её под руку. Вместе они двинулись прочь, по направлению к северному крылу, обратно — домой.
Молчали почти до самых ступеней.
Потом, будто не выдержав, тётушка Чжун тихо заговорила:
— Когда господин утром приходил… он ведь и словом не обмолвился о том, что случилось ночью. Даже намёка не дал. Видно, не хотел, чтобы вы узнали о том, что натворила его мать…
Она замолчала. Но в голосе уже звучала тревога.
— А теперь, если он узнает… что вы вызывали невестку, что так строго наказали госпожу… Он ведь пылкий. Может рассердиться. Перенести гнев… на неё.
Старшая госпожа Сюй не обернулась. Смотрела только вперёд, сквозь утренний свет.
— Тогда всё зависит от самой барышни Цяо, — сказала она спокойно. — Если она не справится с этим — если споткнётся, оступится… то как же она сможет пройти с ним весь путь до седых волос?
Тётушка Чжун помолчала. Потом низко опустила голову:
— Да… вы правы, госпожа.
