— Удовольствие тебе пришлось по душе?
Сладостная гроза только что стихла. Вэй Шао всё ещё обнимал Сяо Цяо, прижимаясь к её щеке, ласково шепча на ухо. Они лежали, запутавшись в подушках, щекой к щеке.
Сяо Цяо была расслаблена, почти вяла, и двигаться не хотелось вовсе. С закрытыми глазами она не отвечала. Но вдруг ощутила, как что-то больно кольнуло — ладонь Вэй Шао тяжело опустилась ей на бедро и крепко сжала.
Она открыла глаза. Он пристально смотрел на неё. Сяо Цяо прикусила губу — и, неохотно, еле слышно промолвила:
— Угу…
Тот тут же усмехнулся, с заметным самодовольством прижал её к себе крепче.
Прошло несколько мгновений. Вэй Шао вдруг заговорил:
— Твой братец, кажется, не питает ко мне тёплых чувств.
Голос был ровным, будничным — будто просто пришло на ум, и он решил между делом упомянуть. Ни в тоне, ни в лице не было заметно ни тени раздражения или обиды.
Сяо Цяо слегка вздрогнула и посмотрела на него внимательнее.
Он казался совершенно спокоен, будто и впрямь просто отметил факт. И всё же — зачем он это сказал сейчас? В чём смысл?
— Разве он как-то обошёлся невежливо? — осторожно спросила она. — Или, может, чем-то обидел мужа?
Вэй Шао помедлил с ответом.
— Нет, — отозвался наконец. — Не было.
Сяо Цяо тихонько вздохнула с облегчением.
— Раз так, то отчего вы решили, что у него к вам предубеждение?
На этот раз он промолчал.
Сяо Цяо не совсем поняла, к чему он ведёт. Подумала немного и мягко заговорила:
— Как может мой брат питать предубеждение к мужу? Он просто всегда был немного легкомысленным, в доме — шалун и недотёпа. Я опасалась, как бы он здесь не повёл себя неуместно, не выставил нас в смешном свете, потому с самого начала велела ему держаться строго, соблюдать приличия, не болтать, как привык дома, а говорить обдуманно, вести себя как взрослый. Он прислушался к моим словам, потому, думаю, и вёл себя скованно перед вами. Может, вам это и показалось недружелюбием.
Вэй Шао взглянул на неё — и только слегка усмехнулся. Видно было: не стал развивать тему, словно посчитал объяснение достаточным. Подняв руку, он перебрал несколько прядей её волос, обвил вокруг пальцев и принялся рассеянно играть с ними.
Прошло несколько мгновений — и вдруг он снова заговорил, словно просто вспомнив:
— А тот… Гао Хэн из Бохая, уехал?
Сяо Цяо, прижав щеку к его груди, глаза не открывая, тихо ответила:
— Уехал ещё в прошлом месяце. Тогда приходил проститься — даже бабушка приняла его.
Вэй Шао коротко хмыкнул.
— Ты ведь обещала ему — как-нибудь поехать с ним в Ханьчжун, посмотреть наскальные надписи?
Сяо Цяо немного растерялась от его неожиданного замечания. Подумала — и только тогда припомнила: кажется, в тот день, когда они с Гао Хэном разговаривали в павильоне храма Сиван Цзинь-му, тот вскользь обмолвился о наскальной надписи в Ханьчжуне. Она тогда просто отозвалась из вежливости — а Вэй Шао, видимо, как раз проходил мимо и услышал. С тех пор прошло столько времени — а он всё ещё помнил. Это было так нелепо, что ей стало даже смешно.
Она открыла глаза и усмехнулась:
— Сказала-то с бухты-барахты — вы и вправду восприняли всерьёз?
Вэй Шао продолжал лениво гладить её гладкую, ещё не прикрытую одеждой спину, кожа её была как шёлк. Он наклонился ближе, прошептал ей на ухо:
— Надпись на скале у облачных врат в Ханьчжуне — осталась ещё от прежней династии. Вещь, безусловно, достойная. Жаль только, Ханьчжун всё ещё у Лэчжэн гуна. Но если тебе и впрямь так хочется на неё взглянуть — дождись, когда я возьму Ханьчжун. Я прикажу вырубить всю скалу и доставить её домой. Будешь любоваться сколько захочешь.
Сяо Цяо не выдержала — рассмеялась вслух и, смеясь, со всей силы щипнула его за руку:
— И не смейте делать такие варварские вещи! Это всё равно что сжечь гуцинь, чтобы вскипятить чай! Если захочу — сама поеду и сама посмотрю!
Вэй Шао чуть приподнял бровь:
— Ты, должно быть, считаешь, что я только и умею, что мечом махать? А я, между прочим, с пяти лет обучался наукам, с семи — живописи. Вместе с двоюродным братом мы учились у господина Мэна, который двадцать лет был наставником в Великой академии. В народе говорят: на севере Мэн славен кистью, на юге Чжан — письмом. Скажи, разве может какой-нибудь Гао Хэн и рядом с ним стоять? Наверняка ты и сама слышала о «Северном Мэне»?
Сяо Цяо едва сдержалась, чтобы не расхохотаться, но сделала серьёзное лицо:
— Прошу простить моё невежество. Кто бы мог подумать, что вы так таите свои глубины! Знала бы раньше — на роспись стен в павильоне Цзинь-му нужно было позвать не кого иного, как вас. Глядишь, оставили бы миру бессмертное наследие, вошли бы в историю как великий живописец.
Вэй Шао рассмеялся:
— Думаешь, я всё это выдумал? Правда, занимался недолго — всего пару лет, особого интереса не было, и бросил. А вот мой двоюродный брат продолжил, до сих пор может нарисовать изумительные портреты. Просто нынче о нём мало кто помнит. Хотя в моей библиотеке, кажется, ещё остались несколько моих юношеских набросков. Не веришь — могу принести, покажу.
Сяо Цяо со смехом оттолкнула его:
— Прекрасно! Принесите, дайте полюбоваться, каков был наш доблестный господин хоу в роли художника.
Она улыбалась так, что глаза лучились светом, и с шутливой настойчивостью подбадривала его:
— Ну же, давайте, я жду!
Это был первый раз, когда Вэй Шао видел её такой — по-настоящему живой, раскрепощённой, с лучащимися смехом глазами, с небрежно рассыпавшимися по подушке длинными волосами, в этой очаровательной непринуждённости, которую ни кисть художника, ни слово писателя не передадут в полной мере. А когда она вновь подняла изящную ладонь и толкнула его в плечо — словно кости его стали легче, будто и вправду унесло из него пару лишних унций тяжести. Как тут устоять?
Он мигом вскочил с ложа, соскользнул на пол, на ходу натягивая одежду, и с воодушевлением произнёс:
— Жди! Сейчас принесу — сама увидишь! Не хвастаюсь, но господин Мэн в своё время сам говорил, что у меня есть талант. Только вот я — нетерпелив по натуре, не вытерпел, и бросил. Хоть кисть давно не держал, но что есть вкус в живописи — не отнять!
Сяо Цяо лежала, подперев подбородок кулачками, и с улыбкой наблюдала, как он наскоро накидывает домашний халат и выбегает за дверь.
Оставшись одна, она, всё ещё улыбаясь, вспомнила его надутую, самодовольную мину, когда тот рассуждал о «понимании живописи» — и не выдержала. Перевернулась на спину, натянула на лицо край одеяла и, уткнувшись в него, снова тихонько расхохоталась.
Сяо Цяо подождала немного — думала, Вэй Шао уже должен был вернуться с рисунками. Но время шло, а он всё не появлялся. Она начала удивляться: куда он запропастился? Уже хотела сама пойти посмотреть, чем он там занят, как вдруг у дверей послышались шаги. Сначала она решила, что это он. Но, прислушавшись, поняла — нет, не он.
В следующую секунду дверь отворилась. Вошла одна из служанок, склонившись, произнесла:
— Господин просил, чтобы вы лично прибыли в библиотеку.
Сяо Цяо оделась, подошла к зеркалу. Кончиками пальцев немного пригладила растрёпанные волосы, свободной лентой небрежно перехватила их на затылке. И вышла.
Дойдя до библиотеки, она мягко толкнула приоткрытую дверь.
Внутри, спиной к ней, Вэй Шао стоял у западной стены, перед полками с вещами.
Она улыбнулась и полушутя окликнула:
— А ведь вы говорили, что сами принесёте. Почему теперь мне самой надо приходить?..
Вэй Шао медленно обернулся.
Сяо Цяо невольно замерла. Улыбка застыла у неё на лице.
Похоже, что нечего было трогать ту коробочку….