В глубине покоев, за многослойными вуалями и тончайшими тканями, дневной свет едва пробивался в зал Хуагуа. В спальне царил полумрак, из бронзовой курильницы с узором горы Бошань тихо струился ароматный дымок, а из золотых подсвечников в форме феникса свисали жемчужные нити, словно окутанные облачным туманом.
В шатре из шелков и бахромы, на пышном покрывале, красавица лежала, её волосы украшали изумрудные гребни в виде фениксов, но они уже рассыпались по подушке — один справа, другой слева. Каскад свободно распущенных прядей спадал на нежную шею, а её кожа была белоснежна и свежа, словно растаявший снег.
«Маньмань, тебе быстрее или медленнее?» — сдерживая пылающий жар в груди, тихо спросил император, целуя её закрытые веки.
Румянец залил её щеки, ресницы дрожали от нежности.
«Так?»
«Или так?»
«Скажи мне…»
«Угу, угу… что угодно, мой господин…»
Наконец она прошептала слова, и сердце императора наполнилось радостью. Он коснулся её губ своим языком, нежно и страстно, словно дракон, и раздался тихий звон, похожий на столкновение золота и нефрита. В ответ раздавались прерывистые женские вздохи — каждый из них пробуждал в душе трепет и жар.
Как говорится: «Радость бывает так велика, что нет места для горечи, но горечь — как дневной свет, что бежит на запад и юг». В этот самый момент наш мудрый и могучий император, увлечённый страстями с прекрасной императрицей на драконьем ложе, наслаждался каждой секундой, тело его раскрывало все поры, а душа пела от блаженства.
И вдруг из-за дверей спальни донеслись голоса слуг.
Кошка, живущая во дворце Цзядэ, по неизвестной причине сбежала и упала в пруд Янцюань, что в императорском саду.
Кошка была уже в возрасте, в обычные дни не слишком активная, большую часть времени любила греться на солнце и дремать. Сегодня слуги не особенно за ней следили, и когда нашли её в воде — казалось, она чуть не утонула.
Великая императрица-матерь заботилась о этой кошке много лет. Ей было уже семь или восемь лет, пушистая и округлая, белоснежная, словно сверкающий комок снега, и всегда была рядом с ней. Маленькая принцесса Фэйфэй особенно её любила и каждый день приходила поиграть с ней. Но на время их недавнего путешествия в храм животное пришлось оставить в покоях.
Но неожиданно случилось непредвиденное.
Слуги были охвачены паникой: увидев, что кошка в опасности, они не осмелились скрывать беду и в спешке бросились к императрице, чтобы доложить и просить прощения. Естественно, у ворот дворца Хуагуа их остановили караульные.
Во дворце воцарялась необычайная тишина — особенно в полдень, когда даже малейший шум казался громом. И вот из-за дверей доносились размытые слова, наполненные тревогой и плачем.
Сяо Цяо, запутавшись в объятиях Вэй Шао, не сразу поняла, что происходит за стенами. Она лишь смутно различала голос слуг, звучавший панически — словно случилась беда. Озадаченная, она приоткрыла глаза и легонько подтолкнула императора.
Вэй Шао, будучи захвачен страстью, раздражённо проговорил: «Не обращай внимания», но, когда она стала его настойчиво толкать, он сдался и остановился. Не вставая с драконьего ложа, он приоткрыл занавес и, выглянув наружу, с недовольством выкрикнул: — Что за суматоха здесь? Кто мешает нам в покоях?
Слуги, стоявшие у входа, поначалу не решались тревожить императора и императрицу, тихо приказывая гонцам подождать. Но внезапный громкий рёв императора застал их врасплох. Несмотря на то, что никто не видел государя, они в страхе опустились на колени и громко отрапортовали обо всём.
Сяо Цяо уловила каждое слово и с ужасом вздрогнула.
Эта кошка была не просто питомцем Великой императрицы-матери, она была любимицей и дочери, и самой Сяо Цяо — верной спутницей многих лет. Из-за того, что Вэй Шао страдал аллергией на кошек, пушистая белоснежная красавица никогда не заходила в покои Хуагуа.
И вот теперь — она упала в пруд и чуть не утонула!
Сяо Цяо вскрикнула, переполненная тревогой, резко оттолкнула Вэй Шао и села. Она поспешно собралась одеться.
Но Вэй Шао нахмурился и силой прижал её обратно к подушке:
— Сначала я закончу — потом разберёмся.
С лицом, сжатым от напряжения, он крепко сжал зубы и с удвоенной силой принялся за дело. Наконец, с тяжёлым вздохом, он рухнул на неё, позволяя себе наконец расслабиться.
— …Сегодня вечером я вернусь пораньше, — прошептал он, всё ещё удерживая её в объятьях, — подожди меня… у меня ещё много дел…
Дело уже было сделано, но Вэй Шао выглядел так, будто прерванный момент удовольствия стал для него настоящим разочарованием.
Он никогда не питал особой симпатии к той кошке — вероятно, даже если бы она умерла, ему было бы всё равно.
Сяо Цяо бросила на него недовольный взгляд, упрекнув в холодности, и, оттолкнув, поспешно спрыгнула с кровати, чтобы одеться.
Вэй Шао вскочил вслед за ней и, улыбаясь с оголёнными зубами, крикнул:
— Пойдём вместе посмотрим, что там случилось!
Она быстро привела себя в порядок и вышла, а у входа уже стояла целая вереница стоящих на коленях слуг.
Слуги из дворца Цзядэ, увидев императора и императрицу, трепетали от страха и многократно извинялись.
В полдень, когда закрывали двери, погода ещё была ясной и солнечной. А теперь, при выходе на улицу, небо затянули плотные тучи, а вдалеке между облаками пробегали едва слышные раскаты молнии.
Словно надвигалась гроза.
Сяо Цяо подняла взгляд к небу и поспешила к пруду Янцюань.
Вэй Шао шагал рядом, следуя за ней, спускаясь по ступеням дворца.
Вдруг на его лицо упала капля дождя — прохладная и лёгкая.
…
В беседке у пруда, где аккуратно укутанная в ткань кошка лежала без движения, собравшиеся слуги, увидев императора и императрицу, поспешно опустились на колени.
Сяо Цяо бросилась к питомцу, нежно прижала его к себе, несколько раз позвала по имени, а затем положила руку на его живот. Его ушки безвольно свисали, а пухлые лапки не шевелились — казалось, что он действительно умер. Сердце сжималось от боли и тревоги. Она повернулась к Вэй Шао:
— Что же делать? Что делать?
Вэй Шао, увидев, как она почти заплакала, сжалился и строго отчитал слуг за то, что они не присмотрели за кошкой.
Слуги и так дрожали от страха, а увидев гнев императора, еще глубже опустились на лбы, боясь поднять глаза.
— Где придворные врачи? Почему ещё не вызвали лекарей? — приказал император.
