В этот момент из-за двери вдруг раздался громкий, заливистый крик новорождённого.
— Поздравляем императора! Поздравляем Великую императрицу — мать! Императрица благополучно родила наследника, мать и сын здоровы! — Весёлый голос повитухи перекрыл всё волнение.
Вэй Шао замер, долго не мог выдохнуть, потом наконец с шумом выпустил воздух, и, воспользовавшись тем, что тётушка Чжун и Чуньнян в радости забыли о нём, распахнул дверь и шагнул внутрь.
Повитуха уже аккуратно завернула новорождённого в пелёнки и подала его к ложу Сяо Цяо. Завидев, как император буквально врывается в комнату, она испугалась, тут же бросилась на колени, но тут же заулыбалась и снова поздравила его с пополнением.
Вэй Шао подошёл прямо к постели, опустился и долго смотрел на изнеможённое, бледное, покрытое испариной лицо жены. Ни слова не говоря, он лишь протянул руку и мягко сжал её ладонь.
Сяо Цяо с самого начала слышала, как он суетился за дверью, и теперь, когда он вошёл, ничуть не удивилась.
Хотя Сяо Цяо чувствовала усталость и слабость, внутри у неё было тепло и спокойно. Она повернулась, встретилась взглядом с Вэй Шао и, слегка улыбнувшись, тихо сказала:
— Господин, посмотрите — это же наш сын, братик Фэйфэй. Какой же он красивый.
Вэй Шао посмотрел на крохотного новорождённого в её объятиях.
Хотя малыш только что появился на свет, у него уже был высокий носик и длинные чёрные ресницы, а в маминых руках он сладко причмокивал губами — такой милый, что сердце замирало.
— Маньмань, ты так много вынесла… — тихо сказал он.
Прямо при повитухах он склонился и поцеловал свою императрицу в лоб, с головой погружаясь в ощущение абсолютного счастья.
…
Императрица подарила императору наследника, мальчика по имени Хун[1]. Радость охватила всё Поднебесье.
На третий день после рождения государь лично совершил обряд благодарения предкам в храме Фэнтянь, а придворные чиновники вознесли молитвы Небу и Земле. Весь двор облачился в праздничные одежды на десять дней, по императорскому указу о великой радости было возвещено по всей стране.
В том же году, в девятом месяце, в Лоян прибыло посольство от Ричжу шаньюя. Двор заключил с хунну договор: установили границу по реке Саньган, поклялись не нарушать её, а на самой границе открыли торговые заставы. Хунну прислали в дар отличных коней, а Великая Янь отпустила десятки тысяч пленных, захваченных в битве у Шангу несколько лет назад.
В тот день, когда пленных отправили обратно на родину, по берегам реки Саньган, где, кроме войн, вековая тишина почти не знала другой жизни, всюду раздавались крики: «Отец!», «Мама!». Родные, наконец встретившись после долгих лет разлуки, плакали навзрыд, не в силах сдержать слёз.
Шаньюй Ричжу, кроме всего прочего, отправил от себя лично особый подарок для Великой императрицы — матери — великолепную парчовую безрукавку, сшитую из шестнадцати кусочков ягнячьей шкуры, которую звали “Хамо”.
У хунну существовал обычай: когда парень и девушка обручались, мать невесты обязательно получала от семьи жениха вот такую безрукавку — в знак благодарности за шестнадцать лет забот и любви, с которыми она растила дочь до замужества.
Посол, вручая этот подарок, сильно нервничал, опасаясь, что Великая императрица — мать откажется принять “Хамо”. Но прошла половина месяца, посольство уже готовилось к отъезду, и, не дождавшись возврата дани, все наконец смогли с облегчением выдохнуть.
…
В четвёртом году Тайхэ, когда наследному принцу исполнился год, госпожа Сюй позвала императора и императрицу к себе. С улыбкой она сообщила им, что решила вернуться в Ючжоу и провести остаток дней в городе Учжун.
В этом году Великой императрице — матери почти исполнилось семьдесят. Хотя годы наложили свой отпечаток, она по-прежнему питалась просто, каждый день сама сажала цветы и полола сорняки — дух её оставался бодрым и сильным.
Император с императрицей были потрясены, оба опустились перед нею на колени, виня себя в недостатке сыновней заботы и умоляя её не уезжать.
Госпожа Сюй сказала, что уезжает вовсе не потому, что они были невнимательны. Наоборот — она рада за них, всё у них хорошо, а значит, может уехать с лёгким сердцем.
Вэй Шао продолжал, не щадя колен, умолять её остаться, но Сяо Цяо, глядя на тёплое, ласковое лицо Великой императрицы — матери, вдруг задумалась.
Тот маленький городок Учжун на дальнем рубеже — там она вышла замуж за деда Вэй Шао, там же и простилась с ним навсегда.
Там, кроме мужа, осталась память о сыне, дочери, о внуках.
Вся её жизнь, все самые важные, не отпущенные желания и сожаления были неразрывно связаны с этим местом, и оторваться от него она уже не могла.
Теперь, когда ей было уже почти семьдесят, такое решение всё равно казалось Сяо Цяо трудным для полного понимания — но она уважала выбор Великой императрицы — матери.
Склонившись в поклоне, Сяо Цяо сказала: — Ваша внучка всё поняла. Как только провожу бабушку на родину, каждый год буду приезжать к вам с детьми — чтобы видеть вас здоровой и счастливой. Для нас, младших, это будет самое большое счастье.
Госпожа Сюй взглянула на императора с улыбкой: — Шао`эр, мне всегда казалось, что ты не так проницателен, как твоя жена, и сейчас всё то же самое. Она понимает меня — а ты, пожалуй, перестань уговаривать меня остаться.
Вэй Шао, хоть и был сильно опечален, но, видя решимость бабушки, не смог больше настаивать и нехотя уступил.
В том году, когда ушла знойная жара и пришла золотая осень, император с императрицей лично проводили госпожу Сюй на север, за пределы Лояна.
В последнюю ночь перед дорогой Сяо Цяо вместе с Фэйфэй и Хун`эром сопровождала Великую императрицу — мать в покоях дворца Цзядэ.
Ночь была уже глубокой, брат с сестрой давно уснули. Сяо Цяо уложила госпожу Сюй, но сама встать не спешила — опустилась перед ней на колени и долго не поднималась.
Госпожа Сюй внимательно смотрела на неё, потом вдруг заговорила:
— Маньмань, завтра я уезжаю домой. Я знаю, ты, наверное, всегда хотела узнать, почему я в своё время сама настояла, чтобы Шао`эр женился на девушке из семьи Цяо, чтобы наши семьи породнились.
— Если бы не ваше великодушие, бабушка, как бы я могла стать женой моего мужа, разделить с ним судьбу? Ваше сердце широко и полно сострадания, это счастье и для меня, и для всей нашей семьи, — мягко ответила Сяо Цяо.
[1] Имя «Хун» (竑, hóng), данное во втором поколении императорской семьи, — это иероглиф с глубоким и благородным значением. 竑 означает «широкий», «просторный», «великий по размаху», «безграничный». Такое имя в древнем Китае часто выбирали для сыновей знатных родов, желая ребёнку судьбы великой и светлой, чтобы его жизненный путь был широк и славен, а сердце — открыто великим свершениям. Имя «Хун» символизирует широту, могущество, необъятность горизонтов и богатство духа, оно подчеркивает надежду семьи на великое будущее наследника, продолжателя династии.
