Госпожа Сюй улыбнулась, вздохнула:
— Ты умная, тебе, пожалуй, и не нужно объяснять — ты и так всё понимаешь. Шао`эр когда-то был целиком поглощён жаждой мести, не хотел никого слушать, и я всегда боялась, что эта одержимость поглотит его, станет его бедой. Всё в нём — от ранней утраты отца, от той боли, что он носил с детства. Потому, когда я узнала, что ваша семья готова примириться через брак, услышала о твоей доброте и талантах, а потом вспомнила прошлое…
Она замолчала.
Сяо Цяо выпрямилась, подняла к ней лицо.
Госпожа Сюй, будто погрузившись в свои воспоминания, долго молчала, потом вздохнула:
— Маньмань, незадолго до смерти твой дедушка прислал мне письмо. Он каялся в содеянном, готов был принять любое проклятие и лишь просил, чтобы после его смерти семья Вэй пощадила Цяо. Я тоже всю жизнь не могла простить ему той измены, что отняла у меня сына и внука… Но что есть справедливость во времена смут? Какой правитель или полководец не держит на руках чью-то кровь? Кто из них не лишил кого-то мужа или отца?
Так устроен этот мир — он не справедлив, и смерть не обратима. Даже если бы была уничтожена вся семья Цяо, разве стала бы эта боль хоть немного меньше? Нет… Но если есть способ прекратить вражду, освободить Шао`эра от тьмы, вырвать его из плена этой одержимости, чтобы остаток жизни он прожил не в скорби — разве стоит цепляться за прошлое?
На глазах у госпожи Сюй заблестели слёзы — её тронуло собственное признание.
Сяо Цяо крепко взяла её за руку и, не сдерживая чувств, прижалась щекой к её тёплой ладони.
Госпожа Сюй наклонилась и с нежностью погладила её по волосам.
— Маньмань, я совсем не такая хорошая, как ты думаешь. В тот год я всё же поступила эгоистично — сама решила, чтобы ты стала женой моего внука. Тогда мне казалось: если девушка из семьи Цяо сумеет своей мудростью смягчить жестокость моего внука и в доме наступит мир, то я буду счастлива. А если не получится — ну, что ж, тогда пострадает всего одна дочь из рода Цяо…
Ты говоришь — благодарна мне, но на самом деле благодарить должна я тебя. Только благодаря твоему приходу наш дом стал таким, каким он стал сейчас; только поэтому я дожила до того дня, когда могу увидеть правнуков.
Завтра я возвращаюсь на север — и дальше всецело доверяю Шао`эра в твои руки. За него я теперь спокойна.
В её единственном глазу светилась благодарная улыбка.
— Бабушка! Мне так тяжело с вами расставаться… — всхлипнула Сяо Цяо и, не выдержав, уткнулась лицом в её объятия.
Госпожа Сюй, улыбаясь, крепко обняла Сяо Цяо, мягко похлопала её по спине, уговаривая, как будто перед ней была всё та же маленькая девочка.
Неподалёку, в тени у дверей, стоял Вэй Шао. Он тихо смотрел на Маньмань, прижавшуюся к бабушке, и, не сказав ни слова, только крепче сжал кулаки.
…
На следующее утро император с императрицей выехали из Лояна, сопровождая Великую императрицу — мать до самого Учжуна. Провели с ней три дня, и только после её настойчивых уговоров, неохотно простились и уехали.
Вэй Шао так и не мог понять бабушкиного решения. Уже покинув Учжун, он всё оглядывался назад, мрачный и подавленный.
Сяо Цяо тихо сказала: — Наверное, у бабушки осталось что-то неоконченное в душе. Здесь, возможно, ей ближе к тому, что дорого.
Вэй Шао молчал, но наконец кивнул: — Теперь я понял.
Императорская чета покинула Учжун, по дороге сделали остановку в Юйяне, где на одну ночь остановились в старом доме семьи Вэй.
На следующее утро Сяо Цяо удивилась: Вэй Шао, который никогда не поклонялся ни духам, ни богам, вдруг отправился в восточную часть города, в храм Сиван Цзинь-му. Там он не только возжёг благовония, но и распорядился, чтобы в Юйяне отлили новую статую для богини-матери, не забыв ни об одном из стоящих у её ног посланников — все удостоились внимания.
Закончив с ритуалами, он почему-то долго кружил вокруг статуи одного из золотых воинов, пристально на него уставился, даже выражение лица у него было какое-то странное.
Когда они уже ехали вместе в повозке, Сяо Цяо вдруг вспомнила, как много лет назад он сам срывал фрески с храмовой стены, и не удержалась от поддёвки:
— Раньше стены рушили, теперь храмы строите… Что это вдруг с вами, повелитель? Может, во сне явились боги и велели извиниться?
Тот странный сон, после которого он до сих пор, просыпаясь среди ночи, должен был обязательно прикоснуться к Сяо Цяо и только тогда мог успокоиться — про него Вэй Шао, конечно, ни за что бы не рассказал.
Сначала он замялся, пойманный на шутке, но, вспомнив абсурдность того сна, вдруг сам расхохотался, обнял жену и, прикусив ей ухо, шепнул:
— Тайны небес нельзя раскрывать.
…
Эта поездка из столицы была не только прощанием с госпожой Сюй, но и частью важного государственного дела — инспекции речных работ. В конце октября, переодевшись в простое платье, император с императрицей добрались до уезда Учжао — того самого переправочного пункта, где когда-то, из-за ледостава на Хуанхэ, им пришлось задержаться.
Уезд Учжао уже не напоминал прежнее людное место: выше по течению, в нескольких десятках ли, построили новый переправочный мост с большими барками, и теперь здесь было куда удобнее и безопаснее. Учжао постепенно пришёл в запустение, теперь здесь за день проходило всего несколько лодок. Но тот самый гостевой домик, в котором когда-то останавливались они вдвоём, до сих пор стоял на берегу, его вывеска — пыльная и выцветшая — всё так же трепетала на ветру, переживая смену лет и зим, рассветы и закаты, словно так было всегда и так будет впредь.
В тот вечер закат окрасил берега и степь в золотые тона, а по жёлтой глиняной дороге перед гостевым домиком стлался клубящийся дорожный прах.
Днём последний постоялец покинул гостевой дом, и за весь день туда больше никто не заглядывал.
Хозяйка трактира, полусидя у покосившейся стойки, клевала носом от усталости. Вдруг снаружи донёсся глухой стук колёс — повозка приближалась всё ближе. Она и внимания не обратила: кому понадобилось бы останавливаться в её захудалом трактире, если уж едет в повозке? Открыла один глаз, убедилась, что никто не заходит, и уже собралась задремать дальше.
Но стук колёс замер прямо у входа. Хозяйка открыла глаза и увидела, как в дверях показалась пара — явно муж с женой. Мужчина, лет тридцати, высокий, статный, с живым, властным взглядом, излучал внутреннюю силу. Женщина выглядела гораздо моложе, дивной красоты, с сияющими глазами и тонкими чертами — драгоценный свет её лица, словно утро в холодной воде.
