С этого дня любой человек в Поднебесной, обладающий способностями и желающий служить государству, мог сам записаться и пройти конкурсный отбор. Лучшие из лучших получали право занять место на государственной службе. Для начала была проведена пробная сессия экзаменов, чтобы увидеть её плоды на деле. Если опыт окажется успешным, было решено в будущем полностью отменить старые способы назначения и рекомендаций, и сделать экзамены единственным путём к государственной карьере.
Само слово «кэцзюй», до этого незнакомое народу, уже с первого дня после выхода указа стало темой для разговоров во всех уголках столицы и провинций. Бесчисленные юноши из простых семей — учёные без знатного рода, — услышав эту новость, были потрясены, не могли сомкнуть глаз от волнения. Ведь это значило, что отныне им больше не придётся годами в напрасной надежде ждать редкого шанса быть рекомендованным каким-нибудь местным чиновником — чтобы хотя бы получить скромный пост.
Сколько одарённых людей за всю жизнь так и не дождались ни вызова ко двору, ни чьей-либо протекции! Теперь, благодаря этому нововведению, дорога к мечте, пусть и не стала легкой, но приблизилась как никогда.
Вскоре после выхода указа уже в тот же год был проведён первый, испытательный экзамен — «энке». Со всех концов страны пришли десятки тысяч соискателей, самостоятельно подавших прошения. После многоступенчатого отбора в финале — на историческом экзамене в зале Цяньцю — были определены первые успешные выпускники эпохи Великой Янь, ставшие не только основателями новой династии, но и первым поколением чиновников, прошедших через открытый конкурс.
Все те, кто прошёл первый отбор, оказались людьми не только талантливыми, но и с живым, смелым умом. Получив назначение на государственную службу, большинство из них проявили себя необыкновенно способными, а лучшие из лучших со временем заняли видные посты и стали опорой двора.
Прошло несколько лет — и система кэцзюй окончательно заменила прежнюю, тысячелетнюю практику назначения чиновников по рекомендациям и выбору старших. С этих пор экзамены стали единственным путём ко двору, а для страны — новой эпохой.
Говорили, что именно императрица Цяо впервые предложила идею кэцзюй и сумела убедить императора и советников принять её. Благодаря этому, на многие годы вперёд в глазах всего учёного люда Поднебесной императрица превратилась в почти легендарную богиню-покровительницу. Множество стихов и од, посвящённых ей, быстро расходились по всей стране. Для многих одарённых юношей пределом мечтаний стало не только пройти экзамен, но и попасть на банкет во дворце, чтобы самому получить из рук императрицы Цяо кубок вина и её благословение.
Слава о добродетели и красоте императрицы Цяо разнеслась по всему Лояну и далеко за его пределами — не было, кажется, ни одного человека, кто не знал бы её имени. Однако со временем, кто-то пустил слух — никто уж теперь не помнит, откуда всё пошло — и в народе, особенно в переулках столицы, начали шептаться вовсе не о мудрости и красоте государыни, а о том, будто бы сам император… побаивается жены.
Говорили, ещё до восшествия на трон, когда нынешний повелитель был лишь хоу Вэй в далёком Ючжоу, уже прочно закрепилось за ним прозвище «боящийся жены», ибо при всём своём могуществе он не осмеливался брать наложниц — госпожа Цяо запретила, и на том всё кончилось. Вот и теперь, когда он уже император, а дворец по-прежнему пустует без гарема и наследника, злые языки шепчут: причина проста — не только боится супруги, но боится изрядно.
Если поверить этим разговорам, то основатель Великой Янь оказался не просто первым человеком Поднебесной, но и первым, кто боится своей жены сильнее, чем всего остального мира.
Люди обсуждали эти слухи о жизни императора и императрицы не из злобы или желания навредить — скорее, из простого удивления и человеческого любопытства. Ведь кому не интересно узнать, что происходит за закрытыми дверями даже у самого верховного властителя страны? А уж когда речь идёт о таких высоких особах, любопытство только подогревается. Вот и стали эти разговоры возвращаться из народа обратно во дворец, и дошло до того, что теперь уже и каждый придворный знал про «страх» императора перед супругой.
Среди старых полководцев, что когда-то сражались бок о бок с императором, тоже не было единого мнения по этому поводу. Вот Гунсун Ян, например, был твёрдо уверен, что причина проста — император слишком любит свою жену, чтобы заводить наложниц. А вот Вэй Цюань в душе хранил убеждение: всё дело именно в страхе перед супругой. В прежние времена это было делом семейным, но теперь, когда слухи дошли и до простого люда, он считал, что такому положению дел явно не хватает императорского достоинства.
Правда, как бы ни думали они сами, все прекрасно понимали, что рассуждать о подобном вслух при дворе — себе дороже. Никто не осмеливался поднимать эти вопросы в присутствии самого государя.
И всё же нашлись несколько особенно ретивых старых сановников, не понимавших, что трогать императорское достоинство — дело опасное. Подумав о своих дочерях, которых так хотелось пристроить в гарем, они решили подать коллективное прошение. Послание получилось внушительное: со ссылками на древние обычаи и примеры, с рассуждениями о том, что императору положено иметь двенадцать жён — по числу месяцев, что в доме должно быть три высшие супруги и девять наложниц, и, наконец, с упрёком — как же так, у нынешнего государя и императрицы до сих пор лишь одна принцесса.
На следующий же день их прошение было возвращено обратно, и на нём красовалась всего одна императорская резолюция: «Что же, вы хотите сказать, что я не способен завести сына?»
Чиновники были потрясены, в спешке принялись писать покаянные письма и умолять о прощении.
С тех пор по всему двору никто больше не осмеливался заговаривать о гареме.
А если верить слухам, сам император потом даже пересказал эту историю императрице, стараясь выставить себя в выгодном свете — но госпожа Цяо только улыбнулась и не стала придавать этому значения.
Император и императрица всегда были особенно привязаны к Синьду — для них это место имело особое, личное значение. По приказу государя дворец Синь-гун и павильон Таньтай в Синьду был отреставрирован и переименован в «Дворец счастливой верности», став любимой загородной резиденцией императорской четы вне Лояна. В последующие годы, во время объездов по всей стране, император и императрица не раз останавливались здесь, когда проезжали через Синьду.
Империя Великой Янь с первых дней своего существования вступила в эпоху согласия и процветания. Позднейшие летописцы не скупились на похвалы: в их хрониках первые император и императрица династии Янь остались навеки «мудрым владыкой и добродетельной супругой» — правителями, подарившими стране долгожданный мир и счастье.
Для простых горожан история основателя империи Великой Янь казалась настоящей легендой: молодой, отважный государь и его супруга, о красоте которой ходили целые предания — те, кому хоть раз удавалось увидеть госпожу Цяо, утверждали, что она похожа на неземное создание. Эта пара казалась воплощением мечты, настоящими небожителями. А добавьте к этому ещё и популярные слухи о «боязни жены» — и семейная жизнь венценосных супругов, скрытая за высокими дворцовыми стенами, обретала для всех почти мистический ореол.
Потому, чтобы унять любопытство, городские пересказчики, летописцы и сказители наперебой придумывали байки и истории — ведь что на самом деле творилось в покоях, не знал никто. Как бы ни старались выдумщики, истину угадать им не суждено.
Всё, что дальше будет рассказано, взято из дневниковых записей о жизни императора и императрицы — без вымысла и прикрас, без лишних подробностей и домыслов. Всё приводится в хронологическом порядке, год за годом, и пусть читатель сам судит о счастье или печали великой четы.
Итак, первая из этих историй начинается с весны первого года эпохи Тайхэ — с самого первого конкурса «энке» …
