Сяо Цяо уже почти почувствовала, как тяжесть в груди отпускает, как воздух становится легче… но в следующую секунду он снова заговорил — голосом резким и холодным, как острие:
— А мне вот что довелось услышать: тот самый наследник из Ланъе с юности жил в доме Цяо, укрываясь от бед. Вы выросли бок о бок, и чувства между вами, как видно, вспыхнули с давних лет. Да ещё и брачный договор был. Если всё было так, если между вами всё по обычаю — зачем было доводить до этого? Думаешь, я, Вэй Шао, так нуждаюсь в жене, чтобы брать в дом ту, что сердце оставила в другом месте? Цяо… ваша семья что же, решила так унизить меня? За кого вы меня держите?
Сяо Цяо спокойно смотрела ему в глаза.
— Муж мой, вы снова ошибаетесь, — мягко, но твёрдо сказала она.
— Я не отрицаю, — спокойно начала Сяо Цяо, — я действительно давно знакома с наследником Лю. Мы росли рядом. Мы люди, а не трава у дороги — как можно совсем не испытывать чувств при таком близком общении? Да, между нами было нечто. Но было. Всё это — в прошлом.
— И, как я уже говорила, — продолжила она мягко, — с годами я только отдалилась от него. Эти два последних года, чем старше становилась я, тем дальше отходили наши отношения. Что же касается домов Цяо и Вэй… кто ныне сильнее, а кто слабее — вы и сами это знаете. Я не стану юлить. Мой род и правда надеялся укрепиться через союз с вами. Это был расчёт, но не унижение. Мы не смеем — да и не желаем — бросать вызов вам, Вэй Шао.
— Раз уж я подчинилась воле старших и решила выйти за вас, то как могу быть двоедушной? Я пришла в ваш дом с чистым сердцем, с незапятнанной честью. Мои чувства — ясны, как небо при солнце. Я — ваша жена. И ни перед кем не склоняюсь, кроме вас.
Вэй Шао усмехнулся — сухо и зло:
— А язык у тебя и вправду ловкий. Слушать приятно. Прямо и не скажешь, что я тут обижен. — Его лицо оставалось каменным. — Раз уж ты ни в чём не виновата, почему тогда с самого начала не рассказала мне правду? Я вернул тебя из Ши-и. Сколько дней прошло? Молчишь — и молчишь.
Сяо Цяо не опустила глаз.
— В ту ночь, когда вы пришли после захвата Ши-и, — спокойно сказала она, — я сразу подумала: если он спросит, я скажу всё — ничего не стану скрывать. Но вы… вы не задали ни одного вопроса. Вы просто сказали, чтобы я лечилась. Сказали, что ехать на север пока не нужно. И ушли. Скажите — у меня было хоть одно слово на это?
— Вы, должно быть, помните, как это было.
Вэй Шао фыркнул:
— Хорошо. А после возвращения в Синьду? Почему и здесь ты не обмолвилась ни словом?
Сяо Цяо ответила сдержанно, но без робости:
— Муж мой, с тех пор как мы вернулись, я не покидала этих покоев ни разу. Целыми днями нахожусь в этих комнатах и лечусь. А вы — всё в делах, с утра до вечера занят. Мы с вами ни разу даже не пересеклись. Даже сейчас… я вижу вас впервые с тех пор. Вы сами избегали меня. Скажите — если бы я даже захотела заговорить, у меня была бы возможность? Было ли у меня мужество — и право — самой явиться к вам с подобным разговором?
Вэй Шао на мгновение замер. На лице его проскользнула тень — почти незаметная, но уловимая.
Сяо Цяо замолчала, потупила взгляд.
Прошло несколько мгновений тишины. Её густые ресницы слегка дрогнули. Она робко подняла глаза — быстро, почти незаметно — и встретилась с его взглядом.
Он пристально смотрел на неё, нахмурившись.
— На самом деле… буквально только что… — начала она чуть громче и бросила взгляд в сторону двери.
— Я говорила об этом с Чуньнян. Я хотела рассказать вам, правда… Но боялась — а вдруг не поверите? А если скажу — и вы подумаете, что я оправдываюсь? Тогда мне уже не объясниться… И вдруг, вот как сейчас, вы входите — весь в гневе, с обвинениями…
Последние слова стали тише. Её голос постепенно затих. В глазах скользнуло лёгкое, сдержанное страдание. Она прикусила нижнюю губу, потупила голову. И осталась стоять перед ним, сложив руки — тиха, как послушная лань под грозовым небом.
Долгое время Вэй Шао молчал. И только потом лицо его понемногу утратило прежнюю жёсткость. Хотя в глубине глаз всё ещё оставалась мрачная тень.
— То, что ты говоришь… правда? — наконец спросил он.
Сяо Цяо медленно подняла глаза и вновь встретилась с ним взглядом.
— Я знаю, — спокойно сказала она, — вы меня не любите. И женились на мне вовсе не по своей воле. Полагаю, вы и не собирались воспринимать меня как настоящую жену.
— Но я — не вы. Я ушла из дома матери и вступила в двери вашего рода. Я знала: пути назад не будет. Став вашей женой, я обязана была вести себя, как подобает — скромно, уважительно, без вины и без пятна. Только… — она на мгновение отвела взгляд, — не всё в этом мире под силу слабой женщине изменить одной своей волей.
— Всё, что случилось по пути… случилось не по моей воле. Я не хотела. И не выбирала. Да, наследник Лю поступил опрометчиво. Но, полагаю, он просто не смог забыть прошлое. И даже тогда — он не перешёл границ, обращался со мной уважительно.
— Лишь потом, когда я попала в руки Чэнь Жуя… — её голос стал тише, — вот тогда начался настоящий ужас. Он — словно дикий зверь, словно волк, вонзившийся в стадо. Я была рядом с ним, как ягнёнок у пропасти. Чтобы не пасть, не быть осквернённой, я могла лишь одно — сдерживать, притворяться, тянуть время. Всё, на что у меня хватило сил — это сохранить себя.
Она замолкла, на миг отвела глаза. Голос её стал глубже, тише — и в нём зазвучала тоска.
— То, что я чувствовала тогда… страх, отчаяние… кто бы в тот момент понял меня? Кто бы пожалел?.. Только вы, в конце концов, пришли. И я уцелела. Лишь благодаря вам. Но всё же, из-за меня вы потеряли столько людей. В этом… я действительно виновата.
Сама она до конца не понимала, на какой ответ надеется — знала лишь, что Вэй Шао, должно быть, услышал о том, что похищение устроил не Чэнь Жуй, а Лю Янь, и потому ворвался к ней в гневе, как буря, желая выместить ярость. Всё, что она говорила ему сперва, было больше уловкой — попыткой смягчить, успокоить, рассеять подозрения. Не потому, что вину хотелось скрыть — а потому, что жить с его холодом и враждебностью день за днём стало бы невыносимо.
Но теперь, когда она всё выговорила… когда вновь ощутила в памяти тот беспомощный ужас, в котором оказалась тогда — одна, в чужих руках, прижатая к бездне, когда всплыла в теле боль от ожога, оставленного свечой, которую она прижала к себе ради спасения… когда перед мысленным взором возник прощальный день в родительском доме, и тяжёлые взгляды отца и брата, полные тревоги и неохоты отпускать… тогда всё внутри у неё сжалось.
К горлу подступил ком.
— Вы ведь и женились на мне не по доброй воле… — голос её дрогнул. — Раз уж не верите мне, и раз уж считаете, что я навлекла беду на ваших людей… тогда, может, стоит проще поступить — откажитесь от меня. Верните меня обратно в Яньчжоу!
Последние слова прозвучали громче, надломлено. Её голос сорвался, в нём прозвенела сдержанная боль.
Сяо Цяо изо всех сил старалась удержаться, кусая губу так крепко, что та побелела, будто лепесток, сдавленный между пальцев. Но всё же, даже она не смогла остановить слезу, что тихо, как капля росы, скатилась из уголка глаза — и, сверкая в свете свечей, быстро покатилась по щеке, исчезая в складках ткани.
