Вэй Янь уже многие годы жил не в общем клановом доме, а в собственной резиденции внутри городских стен — он перебрался туда, едва обрел право на самостоятельность.
Последние два года младший брат, Вэй Шао, почти не бывал в Ючжоу. Он оставил укреплённый округ на попечение старшего: войска Вэй Яня стояли лагерем в Дайском уезде, а городское поместье большую часть времени пустовало. Теперь же, едва хозяин возвратился, слуги привели палаты в безукоризненный порядок.
Гости прошли через высокие фигурные ворота, по узкому двору к цветочной зале бокового крыла. С первыми искрами фитилей вспыхнули бронзовые светильники; алый лак колонн заиграл живым блеском, фарфоровые блюда задымились ароматом свежих яств, а из холодного погреба поднесли кувшины молодого вина.
Вэй Янь собственноручно наполнил изящную чашу младшему, поднял свою и, улыбнувшись уголком губ, произнёс:
— Взяв Ши-и, мы распахнули ворота всей Бинчжоу; до того, как двинемся на запад и проглотим Цзиньян, — рукой подать. Радостный день! За твою победу, Чжунлинь!
Вэй Шао ответил без промедления:
— Ючжоу — оплот нашего дома. Все эти годы она стоит, словно железная стена, — твоя заслуга во много раз превзошла мою. Позволь, брат Янь, отпить и за твою доблесть!
Чаши звякнули. За решётчатыми окнами ветер шевелил кроны тёмных сосен, будто напоминая, что над угасающей Хань уже сгущаются грозовые тучи.
Братья опустились на резные сиденья и обменялись по первой чаше. Вэй Янь заметил, как младший медленно вращает сосуд, вдыхая аромат тёмно-янтарного вина, и, усмехнувшись, заговорил:
— Ну что, догадался, почему я заманил тебя не в трактир, а к себе домой? — Он чиркнул ногтем по стенке своей чаши, и в ней загудело негромко, будто в знак одобрения. — С древних времён говорят: у чжаосцев вино бурно играет, у янцев — мягко льнёт к губам, а у циньцев — вяжет, словно терпкая хурма. Недавно ко мне попал один «винный раб»: предки его служили в погребах дворца Чжао, и рецепт у них — редкостная крепкая нега. Разве можно держать такое сокровище при себе? Естественно, зову второго брата отпраздновать вместе.
Он вновь наполнил кубки — вино густо легло рубиновой лентой, — и засмеялся:
— Где добрую брагу наливают, там и красавицы должны порхать!
Хлопнул в ладони. За жемчужной занавесью встрепенулась нежная музыка — цинь и бамбуковые дудочки переплелись, то смягчаясь, то вспорхнув. Одна за другой выплыли девушки в шёлковых платьях всех оттенков весеннего сада; лёгкие, как тени облаков на лотосовом пруду, они закружились между колонн. То были воспитанницы дома Вэй Яня, искусные певицы и танцовщицы: гибкие руки, тонкий стан, движение за движением — словно перья бессмертных.
Хозяин кивнул самой прелестной из них — та, грацией лилии, направилась к гостю с поднятой чаркой. Но Вэй Шао лишь мягко отмахнулся:
— Не надо.
Удивление скользнуло по лицу старшего, и тут же разрослось в громкий смех.
— Чжунлинь совсем не изменился! — поддел он брата. — Сердце чистое, страстям отказ, будто греху. Тогда уж так было, а теперь и подавно: с юной женой во дворце какая тут охота до моих рядовых красавиц. Им и в порог твой взгляд не зайдёт.
Вэй Шао лишь ответил лёгкой улыбкой, не вступая в пререкания; взял кувшин и спокойно долил себе ещё.
Вэй Янь махнул рукой:
— Ладно, гость у меня — закон. Раз гость не желает, пусть убираются; нечего мешать беседе братьев.
Танцовщицы плавно рассыпались по сторонам, жемчужная завеса колыхнулась, скрывая их за шелестом шёлка. Светильники продолжали мерцать, отражаясь в гладкой поверхности вина — густого, как кровь древних полководцев, — а за окнами ночной ветер перекатывал через город глухой рокот: предвестие грозы, что собиралась над усталой династией Хань.
Вэй Янь едва заметно взмахнул кистью, и дежурный управляющий у столика бесшумно подал знак музыкантам. Звуки циня оборвались на половине перебора, танцовщицы, как лёгкие мотыльки, столь же быстро исчезли за жемчужной завесой, будто их и не было.
Братья обменялись ещё парой чаш. Когда вино приятно разлилось теплом, Вэй Янь наклонился к столу:
— Как обстоят дела с обороной Ши-и? — напомнил он. — Не забывай: Чэнь Сян может рвануться в контратаку.
Вэй Шао накрыл кубок ладонью, замедлив темп.
— Пока за меня держит линию советник Гунсун, — ответил он ровно. — С этим всё в порядке. Головная боль — Чэнь Пан: не пожелал покориться. Он годами пасёт тамошних кочевников, народ к нему тянется. Если не склонится, боюсь, жители Ши-и всем сердцем обратятся к Бинчжоу.
Старший брат нахмурил лоб, но голос его остался насмешливо-спокойным:
— Лучше бы, конечно, Чэнь Пан сложил оружие. Но коли заупрямится — одна мера: меч и назидание. Оставишь такого — со временем станет язвой. Не пьёт за здравие — нальём за упокой. Рука об руку: милость и грозная кара — так водят войска.
— Я того же мнения, — кивнул Вэй Шао. — Но господин Гунсун просит выждать ещё немного. Пусть пока дышит. Через пару недель взгляну сам.
Вэй Янь прищурился, будто видел перед собой уже не брата, а смутно знакомого полководца:
— Знаешь, отчего в юности тебя звали Маленьким Завоевателем? Характер — огонь: решительный, упрямый, делаешь, что задумал. Ещё лет пять назад — да ты бы десятку таких Чэнь Панов сразу лишил голов. Не ошибаюсь ли я, что на самом деле убивать его ты пока не хочешь? Стоит тебе решиться — Гунсун Ян ничем не переубедит. Смотрю, норов у тебя нынче поутих… и это, пожалуй, добрый знак.
Вино медленно покачивалось в тонких чашах, отражая свет ламп, а над покинутым залом уже сгущалась тишина — предвестие долгой, тревожной ночи, какая часто опускается на земли, где древняя династия доживает последний век.
Вэй Шао усмехнулся добродушно:
— Брось вспоминать прошлое; не виделись целую вечность — пить вино куда важнее.
Он поднял кувшин и долил брату.
Вэй Янь, принимая чашу, невольно задержал её у губ. Тёплый аромат ударил в лицо — и перед мысленным взором вспыхнула картинка из сегодняшнего утра, когда он впервые увидел ту незнакомку в лавке, где оклеивают свитки красным шёлком.
Встреча длилась одно сердцебиение, но успела хлестнуть по крови. Такой красоты он не встречал ни прежде, ни после. Статная — пусть телом ещё не сравнилась со зрелой красавицей, — зато взгляд опытного глаза сразу уловил редкое сочетание: чистая нежность девушки и едва заметная томность молодой супруги. Одним этим она расколола его сердце.
Он заметил, как та, уловив на себе его пристальный взгляд, недовольно отвернулась, подставив спину. Но даже плотный пуговчатый ворот и тёмные ниспадающие волосы не сумели скрыть безупречную линию шеи: шёлковая белизна, словно отполированный агат, мелькнула и исчезла — и воображение тотчас дорисовало остальное.
В тот миг сердце ухнуло в грудь: ради минутной улыбки той женщины он бы не только раскошелился на дорогой багряно-лаковый свиток с золотой рамкой — прикажи ему с неба звезду достать, и он нашёл бы способ.
