Земли Ланъя располагались на севере Сюйчжоу, его столица — Кайян — находилась всего в четырёх-пяти сотнях ли от городского правления Сюйчжоу. После ослабления императорской власти ванство существовало лишь по названию, довольствуясь укромным покоем в своём уголке. Ранее Сюэй Тай и вовсе не воспринимал Ланъя всерьёз — знал лишь, что в прошлом году скончался ван, а титул перешёл к его наследнику Лю Яню. Тогда он лишь формально направил письмо: сначала с соболезнованиями, а потом с поздравлением. Ни на йоту он не подозревал, что за эти два года Лю Янь втайне собирал достойных людей, привлекал способных мужей, копил зерно, укреплял стены — он уже давно перестал быть тем юным ваном, которого оклеветали и вынудили долгие годы скитаться в Яньчжоу.
Лю Янь с самого начала пристально следил за ситуацией в Сюйчжоу. С момента, когда Би Чжи впервые столкнулся в бою с Сюэй Таем в прошлом году, он уже обратил на него внимание. А теперь, когда в Сюйчжоу разгорелся настоящий хаос, он наконец решился на решительный шаг — убедил вана Дунхай выступить вместе с ним и повёл объединённые войска на захват Сюйчжоу.
Сюэй Ань был полностью поглощён жаждой мести за отца — сосредоточил войска у Сяцю, оставив Сюйчжоу практически без обороны. Этим и воспользовался Лю Янь, стремительной вылазкой захватив город. Когда Сюэй Ань повернул назад, чтобы спасти Сюйчжоу, было уже слишком поздно. Осаду он прорвать не смог, а между тем его терзали опасения, что Ян Синь нарушит договор и воспользуется моментом, чтобы захватить другие его крепости. Взвесив всё, он с неохотой принял решение отступить — покинул Сюйчжоу и с горечью увёл остатки войска, числом не более нескольких десятков тысяч, обратно в Сяпи, чтобы там перевооружиться и отдохнуть.
Лю Янь, утвердившись в Сюйчжоу, первым делом лично отправился в Линби, чтобы нанести визит Би Чжи и тем самым выразить желание к союзу.
…
Вэй Шао сидел за столом, перед ним лежал его меч.
Он медленно проводил длинными пальцами по позолоченным драконьим узорам на рукояти.
На лице — полное спокойствие, но в глубине глаз бурлило невысказанное: словно гроза уже собиралась разразиться в горах.
— …Лю Янь — потомок императорского рода Хань, человек вежливый, ценящий талант, известный как редкий в императорской фамилии юноша, сочетающий благородство с достоинством. В юности он тоже гостил в Яньчжоу, а потому между ним и Би Чжи, если разобраться, есть старая связь. Если он и впрямь сумеет переманить его — будет жаль. Это, конечно, не самое страшное дело, но и оставлять без внимания нельзя. По моему скромному мнению, господин, вам надлежит ради общего дела отбросить прежние обиды и, воспользовавшись случаем отступления, склонить Би Чжи на свою сторону — вот это было бы верным решением…
Гунсун Ян щебетал рядом без умолку, но Вэй Шао почти не слышал его слов.
Всё его внимание, вся душа его были прикованы к одному имени — Лю Янь.
Детская привязанность его жены. Её бывший жених.
Даже после того как он, Вэй Шао, взял её в жёны, тот всё равно не оставил попыток — перехватил её по пути, силой увёз… И именно из-за этого он тогда в гневе начал ту самую войну за Ши-и.
Достигнув нынешнего положения, Вэй Шао уже вынужден был разрываться между множеством забот. Захват крепостей, приём перебежчиков, подготовка войск, предвидение будущих угроз — всё это касалось дел государственной важности. Но помимо этих военных расчётов, в его душе была ещё одна, куда более личная ось притяжения — Сяо Цяо.
Он, правитель, мужчина, с головой погряз в чувствах к ней. Из-за одной женщины жил в постоянной тревоге, теряя душевный покой. То сердце его наполнялось безмерной нежностью — ему казалось, что он хотел бы слиться с ней в единое целое, чтобы уже невозможно было различить, где он, а где она. То же вспыхивали противоречивые страсти — любовь, ненависть, упрёк, тоска, — и не давали ему покоя.
Имя Лю Яня он давно выкинул из головы.
Но кто бы мог подумать, что оно снова всплывёт — и притом таким неожиданным образом.
Не только тем, что этот человек захватил Сюйчжоу — ту самую территорию, на которую Вэй Шао уже давно смотрел с завистью, — но и тем, что теперь он посмел протянуть руку к Би Чжи!
И пусть Вэй Шао сколько угодно твердил вслух, будто тот — всего лишь «вожак беглых», — в глубине души он знал: для Сяо Цяо, из-за того, что Би Чжи был мужем её сестры, Да Цяо, — этот человек значил, быть может, даже больше, чем он сам.
И всё — лишь потому, что они носят фамилию Цяо!
Эта мысль вызывала у него не только горечь, но и злость.
Прошлой ночью он под проливным дождём в одиночку проехал сто ли, чтобы догнать её на постоялом дворе. Ради того, чтобы она смирилась и осталась с ним, он, поддавшись порыву, пошёл на такой шаг, за который, быть может, потом ему будет стыдно даже предстать перед духами своих отца и брата.
В тот миг он действительно получил от неё нежность — ту самую, сладостную, пьянящую, что казалась вершиной возможного удовольствия, пределом, до которого может дотянуться человеческая плоть. Божественное наслаждение, сродни слиянию с самой бессмертной мечтой.
Но когда страсть схлынула, в сердце его всё равно осталась та же пустота — как будто внутри по-прежнему зияла щель. Это смутное, тянущее чувство утраты не исчезло, даже после того как она произнесла то своё на вид спокойное, безмятежное: «Хорошо».
И вот — прошла всего одна ночь.
А теперь снова это.
Один — её бывший жених. Другой — зять, муж родной сестры.
Если Би Чжи и правда перейдёт на сторону этого Лю, что она подумает? Не станет ли тот Лю Янь весомее в её сердце — ещё на одну черту, ещё на один шаг ближе?
— …Если господин не желает лично вмешиваться, — продолжал Гунсун Ян без устали, — по моему скромному мнению, можно попросить госпожу вмешаться. Если она сама напишет письмо и ясно изложит Би Чжи, в чём заключается польза и в чём вред, тот наверняка не пойдёт на союз с Лю Янем…
Гунсун Ян всё ещё твердил своё, но лицо Вэй Шао внезапно потемнело. Он резко придвинул меч вперёд, выпрямился и хрипло сказал:
— Военные дела — моё дело. Зачем сюда впутывать женщину?
Он прекрасно знал, что Гунсун Ян в курсе прежних отношений между Лю Янем и госпожой.
Раз услышал такую отповедь, Гунсун Ян не посмел продолжать и умолк.
Вэй Шао бросил:
— Прикажи людям продолжать слежку, посмотрим, что будет дальше. Что касается Сюйчжоу…
Он задумался на мгновение, а потом холодно усмехнулся:
— Передай Ян Синю: пока не рыпаться. Пусть выжидает. Сюэй Ань, потеряв Сюйчжоу, разве с этим смирится? Обязательно пойдёт отбивать. А у Лю Яня что за опора? Женщина выгнала его из дома, как побитого пса, он кое-как прижился в Яньчжоу, и вместо того чтобы быть благодарным, теперь ещё других тянет за собой. Мерцание светлячков — и те смеют тягаться с луной и звёздами? Пусть дерутся, Сюэй Ань с Лю Янем — а мы посмотрим.
С этими словами он поднялся и вышел.
…
Через три дня в Синьду прибыло посольство от гуна Цзибэй — Го Цюаня.
Возглавлял делегацию никто иной, как его старший сын — Го Син.
С собой он привёз шестерых скакунов, одну инкрустированную золотом конную сбрую и множество отборного шёлка.
Помимо даров, с ним прибыла ещё и изящная повозка, в которой находились две наложницы — подарки для Вэй Шао от Го Цюаня.
Одна из девушек прекрасно владела музыкальными инструментами, другая славилась своим танцем. Обе — девственницы, с поразительной внешностью.
Тем же вечером Вэй Шао устроил пир во дворце Синь-гун, чтобы принять Го Сина и его многочисленную свиту, прибывшую издалека.
