Он дал ей это обещание — ради того, чтобы она, «как я люблю тебя, так и ты полюби меня», — и она знала, как нелегко это далось ему. Потому он имел полное право выдвинуть в ответ свои условия, пусть даже те прозвучали как прямая сделка. Это было, в каком-то смысле, по праву. И даже если от этого у неё возникло горькое чувство — будто её положили на жертвенный алтарь, — всё равно она могла понять.
Потому что, может быть… в конце концов, он просто хотел её сердца. Хотел, чтобы она без остатка отдала ему свою любовь.
Сяо Цяо понимала это.
Но также она знала — она не сможет.
То «хорошо», что она тогда произнесла в ответ, было ложью.
Да, она любила Вэй Шао. Этого мужчину, который, когда злится, способен довести до бешенства, а когда добр — словно опьяняет до дрожи в костях, до сладостной немоты в теле и смятения в душе.
Но одного этого обещания было недостаточно, чтобы она смогла обрести покой и поверить в будущее.
Белые облака на небе за одно мгновение могут обернуться чёрной бурей. В этом мире слишком многое меняется.
Десять лет, двадцать лет — слишком далёкие рубежи, не стоит даже думать о них.
Разве та, кем она была ровно год назад в этот самый день, могла бы представить, о чём будет думать сейчас?
Сяо Цяо верила: в тот миг Вэй Шао говорил искренне, от всего сердца.
Но она также знала — зверь, живущий в его груди, эта хищная, пожирающая всё на пути ярость, — просто закован в цепи и заперт в клетке усилием его собственной воли.
И никто не может сказать, когда, по какой причине, он вырвется на свободу вновь.
Она была готова — со всей своей искренностью — отдать всё, что могла, в ответ на это его обещание.
Но всё же в сердце её по-прежнему жила надежда: что отец окрепнет, что семья Цяо поднимется и станет сильной, — так, как она мечтала с самого начала.
Потому что ненависть — это не то, что можно погасить одной лишь женской любовью. Даже если к ней прибавить ребёнка — может быть, это и удержит её на какое-то время.
Но уничтожить — никогда.
Сяо Цяо знала это…
Чуньнян знала, что Сяо Цяо ещё не спит, и зашла к ней, чтобы побыть рядом. Увидев, что та задумалась, попыталась её утешить:
— Госпожа, не стоит слишком многое принимать близко к сердцу. Дом Го…
Сяо Цяо села и с улыбкой перебила её:
— А, по-моему, это ты, Чуньнян, думаешь куда больше, чем я!
Чуньнян тоже усмехнулась, с лёгким вздохом и немного неловким покачиванием головой, словно упрекнула саму себя:
— Госпожа права. Не буду больше болтать.
Сяо Цяо сказала спокойно:
— Ты можешь не волноваться. Он не примет девушку из дома Го.
Что же касается тех двух красавиц — о них она даже не думала. Ни малейшего беспокойства.
Может быть, через несколько лет, если случится нечто подобное, Вэй Шао поступит иначе — кто знает.
Но сейчас… в этот раз… ей даже думать не надо. Всё внутри подсказывало одно: Вэй Шао — не примет.
Чуньнян на миг растерялась, а потом на её лице засияло радостное выражение. Она крепко сжала ладонь Сяо Цяо и сразу заметила, что у той прохладные пальцы. С тревогой велела ей снова лечь, укутала потуже одеяло, а затем пошла убирать остывший куриный суп, от которого госпожа едва сделала пару глотков.
Вдруг послышались шаги — и Сяо Цяо обернулась как раз в тот момент, когда в комнату вошёл Вэй Шао.
Чуньнян поспешно приветствовала:
— Господин хоу.
Схватила поднос с оставшейся чашей и уже собиралась выйти, как Вэй Шао её окликнул:
— Что это?
— Суп из чёрной курицы, — ответила Чуньнян. — Для подкрепления госпожи. Только госпоже не понравился, остыл, вот я и хотела унести…
— Дай-ка попробую.
Вэй Шао взял чашу прямо с подноса. Чуньнян не успела его остановить, как он уже заглатывал суп — несколько шумных, торопливых глотков, и вся чаша оказалась пуста. Он поставил её обратно и довольно громко отрыгнул.
— Странный вкус, — сказал он, поморщившись и облизнув губы. — Неудивительно, что Маньмань не стала есть. В следующий раз пусть готовят что-то вкуснее. А если повара не справляются — сменить!
Чуньнян осталась без слов. Она бросила взгляд на Сяо Цяо и, не говоря больше ни слова, с подносом вышла из комнаты.
За последние дни Сяо Цяо всё пребывала в каком-то внутреннем напряжении, будто её мысли витали где-то в стороне.
Но внезапная сцена с Вэй Шао, его шумный аппетит и небрежный тон — вызвали у неё невольную улыбку.
Сяо Цяо не удержалась — подтянула одеяло и укрыла лицо, её плечи мелко дрожали от сдерживаемого смеха.
Вдруг кровать чуть прогнулась — кто-то присел рядом, и одеяло тут же кто-то стянул вниз.
Вэй Шао уже лежал рядом, склонившись над ней, пристально глядя — брови подрагивали, словно играя.
— С чего это ты смеёшься? — спросил он.
Сяо Цяо покачала головой.
— Говори! — с деланной суровостью потребовал он, словно настоящий забияка.
Она всё равно продолжала мотать головой, упрямо молча.
На щеке у неё прилипло несколько прядей — выглядело это одновременно мило и озорно.
Вэй Шао молча глядел на неё пару секунд, потом протянул руку и осторожно убрал волосы с её лица.
— Маньмань, — сказал он, — сегодня Го Цюань прислал мне двух красавиц. Чудо как хороши. Одна поёт, голос как у жаворонка. Другая танцует — лёгкая, будто в воздухе парит…
Он вдруг оборвал себя.
— Но я ни на одну даже не взглянул.
Сяо Цяо покосилась на него с улыбкой:
— Раз вы не глядели, откуда знаете, что она летает?
Вэй Шао замер:
— Ну, может, один взгляд всё же был.
Но тут же поспешил продолжить:
— И не только это! Го Цюань ещё и дочь свою решил мне в жёны отдать — в наложницы!
И с выражением откровенного возмущения закатил глаза.
— Я тогда подумал, — с жаром продолжал Вэй Шао, — у меня ведь уже есть Маньмань! Пусть даже Го Цюань предложит мне не простую смертную, а саму небесную фею из Яочы, — я всё равно не посмотрю! Я тут же отказал. А этот Вэй Цюань, словно разум потерял — гнался за мной по пятам, уговаривал принять девушку из рода Го! Я уж только грозным голосом прикрикнул — вот тогда он и отстал, пристыженный!
Сказав это, он замолк и уставился на неё: две тёмные, как лак, глаза неотрывно следили за её лицом.
…
В те дни, что прошли с её возвращения, он, кажется, всё понял. Почувствовал, что с ней что-то не так — и внешне, и в душе. Она сама это видела: Вэй Шао словно стал вести себя с ней чуть иначе, как будто осторожнее, даже чуть-чуть стараясь ей угодить.
Эти ночи он просто обнимал её, не прося большего. Видел, что у неё нет настроения — и не настаивал.
А сейчас, в этом взгляде, Сяо Цяо уловила что-то особенное.
Что-то тихое. Уязвимое.
Нечто глубже всех его слов.
Она внимательно посмотрела на него. Затем вытянула две белоснежные руки, нежно обвила его шею и, поднеся губы к самому его уху, тихо сказала:
— Я знаю, что вы ко мне добры.
Её мягкие, тёплые губы легко коснулись его щеки — лёгкий поцелуй, как лепесток.
Вэй Шао закрыл глаза, глубоко вдохнул её аромат — и склонился, чтобы поцеловать её в губы.
Сяо Цяо тут же ощутила лёгкий запах — смесь вина и того самого куриного супа, которым он только что поужинал.
В животе у неё вдруг всё сжалось, болезненно закололо.
Она пыталась сдержаться, но через несколько мгновений уже не могла — резко оттолкнула его, приподнялась, наклонилась вперёд и, прямо на его колени, вырвала всё, что было в желудке.
