Позже он, рискуя жизнью, вытащил Синь Сюня из окружения, лишь тогда сумев хоть как-то восстановить свою репутацию.
А теперь Лэ Чжэнгун при всех сорвал с него личину, припомнив позор — и в сердце у Динь Цюя вспыхнул огонь, палящий от стыда и злости. Хотел было взорваться — но, обведя взглядом окружающих, понял, что кругом только люди Лэ Чжэнгуна. Помедлив, он гневно бросил одну злобную фразу и, под хохот в спину, с яростью вылетел прочь.
— Отец! С таким подлым и бесстыжим человеком и говорить-то не стоило! Я уж почти врезал ему и выгнал вон! — воскликнул Лэ Цзюнь, наконец выплеснув наружу всё возмущение. Он от души рассмеялся.
Лэ Чжэнгун же только велел ему усилить охрану лагеря, опасаясь, что Динь Цюй может вернуться с новым скандалом, и сам повернулся обратно, направившись в шатёр.
Когда Чжу Цзэнь узнал, что Динь Цюй приходил требовать его голову, страх сжал ему грудь. Он поспешил явиться, чтобы выразить Лэ Чжэнгуну свою благодарность.
Увидев, что Лэ Чжэнгун молчит, лишь пристально глядит на него с каким-то странным выражением, Чжу Цзэнь замешкался, потом осторожно спросил:
— Господин сомневается… Не опасается ли, что, укрыв меня, прогневает Синь Сюня?
Но Лэ Чжэнгун вдруг заговорил холоднее:
— Мне стало известно, что до того, как прийти ко мне, ты якобы сначала пытался прибиться к Вэй Шао?
Чжу Цзэнь опешил:
— Господин, вы справедливы — ничего подобного не было и быть не могло!
— А я вот получил тайный донос. Говорят, ты — лазутчик, подосланный Вэй Шао, чтобы шпионить за мной.
Чжу Цзэнь побледнел от ужаса и поспешно стал оправдываться, клясться в своей верности. Но Лэ Чжэнгун, выслушав, лишь отчасти поверил — и, нахмурившись, велел ему пока уйти.
Чжу Цзэню ничего не оставалось, как покинуть шатёр, с камнем на сердце.
Едва он ушёл, как внутрь вошли Чжан Янь, Ло Сянь и другие приближённые.
В преддверии большого сражения они хором уговаривали Лэ Чжэнгуна не ставить под угрозу союз с Синь Сюнем из-за одного лишь Чжу Цзэня.
Лэ Чжэнгун колебался, не в силах принять решение. Вдруг из-за шатра принесли срочное донесение, доставленное стрелой на быстром коне.
Он вскрыл свиток, пробежал глазами — и в изумлении застыл.
Оказалось, письмо было от старшего сына Лэ Чжэнгуна — Лэ Кая, оставленного охранять Ханьчжун.
Он сообщал: армии Ян Синя и Го Цюаня соединились, выбрав окольный путь, и теперь уже прошли Луши, стремительно приближаясь к Цинни — узкому проходу у подножия горы Хуашань. Судя по всему, напор их сил нешуточный, оборона может не выдержать. Срочно просил отца вернуться с войском на подмогу.
Чжан Янь, прочитав донесение, побледнел:
— Господин! Нас провели! Теперь ясно — Чжу Цзэнь точно был засланцем Вэй Шао! Он ведь сам толкал вас к союзу с Синь Сюнем, убеждал выступить с армией, будто бы чтобы объединиться и сокрушить Вэй Шао. А на деле — это была ловушка: выманить вас подальше, чтобы в тот момент, когда Ханьчжун окажется без защиты, нанести удар по Лянчжоу! А Лянчжоу — это же ваша основа, стержень всей вашей силы! Этого потерять никак нельзя!
Лэ Чжэнгун вспомнил, как в последние дни Чжу Цзэнь действительно настаивал, чтобы он не оставлял резервы и бросал все силы на юг. В ту же секунду всё встало на свои места. Он резко выдохнул, ярость искрами мелькнула в глазах.
— Вэй Шао, негодяй! До какой же подлости ты дошёл! Проклятая интрига — вынудить меня скрючиться перед этим старым лисом Синь Сюнем, а тем временем ударить в спину и захватить мою родовую землю!
В душе у Лэ Чжэнгуна царил хаос — гнев, досада и отчаяние спутались в клубок. Немедля ни мгновения, он велел схватить Чжу Цзэня, связать и вывести к воротам лагеря — для немедленной казни. А сам поспешно созвал военачальников и советников в главный шатёр, чтобы срочно обсудить дальнейшие действия.
Когда весть о предательстве разнеслась по лагерю, все пришли в ярость. Но в каком направлении двигаться теперь — мнения разнились, никто не мог предложить единого плана.
И вдруг, прямо в разгар совета, из-за ворот донесли новую весть: как только готовились отсечь Чжу Цзэню голову, внезапно ворвался отряд вооружённых людей в военной форме армии Синь Сюня. Молниеносно схватили приговорённого и скрылись.
Сначала подумали, что это действительно кто-то из восточного лагеря Синь Сюня. Но, бросившись вдогонку, вскоре выяснили — беглецы пересекли русло старого русла Хуанхэ и направились прямиком к лагерю противника — Вэй Шао.
Опасаясь засады, преследовать дальше не решились, вернулись доложить.
Лэ Чжэнгун от ярости едва не захлебнулся кровью — с грохотом опрокинул перед собой стол и взревел:
— Немедленно! Атаковать лагерь Вэй Шао! Всех вырезать!
Однако Чжан Янь и остальные едва сдержали его:
— Господин! Вэй Шао до того коварен, что наверняка всё уже предусмотрел. Сейчас сломя голову бросаться в бой — это как прыгать в западню!
Прошло немного времени, прежде чем Лэ Чжэнгун немного пришёл в себя. Он несколько раз взад-вперёд прошёлся по шатру, наконец остановился и тяжело выдохнул:
— Вы правы. Этот счёт… я запомню! Но сегодня мы его не закроем. Передайте мой приказ — срочно снимаем лагерь. Возвращаемся в Ханьчжун!
Что касается Синь Сюня, то как только ему стало известно о том, что Лэ Чжэнгун приютил сбежавшего Чжу Цзэня, он, конечно, не смог смириться с этим. С самого утра он отправил Динь Цюя в западный лагерь с требованием выдать предателя.
Но Динь Цюй не только вернулся с пустыми руками, но и с унижением — да ещё и с огнём в глазах. Перед Синь Сюнем он сразу начал жаловаться, приукрашивая случившееся: мол, Лэ Чжэнгун хоть и заявляет о верности, но на деле — возгордившийся выскочка, раздувает свои заслуги, а его сын и вовсе нос задрал, ни во что не ставит даже самого императора.
Синь Сюнь нахмурился — и в раздражении тут же приказал вызвать Лэ Чжэнгуна к себе для объяснений.
Но не успели посланники выехать, как поступило новое известие: в западном лагере что-то происходит. Он немедленно отправил людей проверить.
И вскоре дошёл ещё более возмутительный доклад: Лэ Чжэнгун, не дожидаясь приказа, без ведома Синь Сюня, уже отдал приказ сворачивать лагерь и возвращаться в Ханьчжун!
Синь Сюнь вскипел:
— Дерзость! — и с яростью велел Динь Цюю немедленно схватить Лэ Чжэнгуна и привести к нему.
Но Лэ Чжэнгун, уже твёрдо решив отступать ради спасения своей земли, и слышать не желал о приказах Синь Сюня. Он послал Лэ Цзюня вместе с одним из заместителей прочно перекрыть границу между двумя лагерями, а сам тем временем ускорял сворачивание и отход войска.
Динь Цюй, охваченный яростью, повёл отряд вперёд, намереваясь прорваться сквозь заграждения на границе лагерей. Но Лэ Цзюнь был вовсе не из тех, кто уступал дорогу без боя. Он стоял насмерть, не позволяя чужим ступить ни на пядь земли западного лагеря.
Слово за слово — и вот уже сталь обнажена, копья устремлены в грудь, мечи звонко скрестились в воздухе. Стычка вспыхнула мгновенно. То, что было единым союзным войском — теперь обратилась в кровавую свару. Бывшие соратники яростно рубились у самодельных частоколов, а их копыта месили грязь, пропитанную собственной же кровью.
