Вэй Шао вернулся уже глубокой ночью. Выйдя из купальни, он не сказал ни слова, просто подошёл к ложу и лёг.
Сяо Цяо вскоре потушила лампу и тихо забралась к нему под одеяло.
Казалось, он уснул почти сразу — не шевелясь, с ровным дыханием.
Сяо Цяо лежала молча. Постепенно в теле нарастало напряжение — грудь наливалась тяжестью, знакомым глухим покалыванием. Ей нужно было кормить.
Она медленно перевернулась, стараясь не потревожить тишину.
Фэйфэй спала по строго установленному режиму: обычно после вечернего кормления под конец часа Юй она засыпала, и ближе к концу часа Хай просыпалась — тогда ей меняли пелёнки и снова прикладывали к груди. После этого малышка спала спокойно до самого рассвета.
Сяо Цяо напряглась, прислушиваясь к звукам из соседней комнаты.
И точно — спустя несколько мгновений донёсся лёгкий, капризный всхлип.
Вдруг Вэй Шао резко сел на постели, и Сяо Цяо даже вздрогнула от неожиданности.
— Что с ней? — послышался его голос из темноты.
— Проснулась… — тихо ответила Сяо Цяо.
Он тотчас скинул одеяло, вышел из постели и, не теряя ни секунды, зажёг светильник. Не дожидаясь объяснений, быстро вышел из спальни.
Сяо Цяо накинула на плечи наспех халат и поспешила за ним.
В соседней комнате кормилица уже успела сменить Фэйфэй пелёнки и как раз собиралась приложить её к груди, чтобы убаюкать.
С момента рождения Фэйфэй Сяо Цяо ни разу не передоверяла её полностью кормилицам — девочку почти всегда кормила и укладывала сама.
Фэйфэй с самого начала тянулась к особому, едва уловимому аромату, который исходил только от матери — лёгкий, сладкий, как цветочный мёд. Две кормилицы, при всём их здоровье и чистоплотности, не могли заменить этот запах. Малышка не принимала их — ни груди, ни прикосновений — спала плохо, ела понемногу. Только через несколько дней, не дождавшись возвращения матери, начала понемногу уступать.
Но стоило Сяо Цяо вернуться — всё изменилось. Едва вновь почувствовав родной аромат, девочка словно ожила, снова начала тянуться к ней, как к источнику покоя.
И сейчас, пробудившись, не ощутив материнского запаха, она захныкала, сжалась, отвернулась от груди кормилицы и начала плакать, упрямо выплёвывая сосок.
Кормилица укачивала её, тихо нашёптывая ласковые слова, стараясь успокоить.
Вдруг дверь распахнулась — скрип створок, шаги.
Кормилица обернулась и вздрогнула: в комнату вошёл сам господин. Она поспешно прикрыла грудь, поправила одежду.
Вэй Шао молча смотрел на крошечную плачущую девочку. На лбу его дрогнула складка. Он стремительно подошёл — почти инстинктивно, одним шагом оказался рядом с колыбелью и потянул руки, будто хотел взять ребёнка на руки… но в последний момент остановился.
Пальцы чуть дрогнули, и он, словно впервые осознав, насколько малы и хрупки детские движения, сдержал себя. Глаза его сами собой повернулись к Сяо Цяо, что стояла у входа — он искал у неё… разрешения? Поддержки? Подсказки?
Сяо Цяо подошла к кровати, мягко приняла малышку на руки и прижала к себе. Наклонившись, она нежно коснулась щекой её лба и прошептала:
— Фэйфэй, тсс… тише, не плачь. Мама рядом. Всё хорошо.
Фэйфэй замерла, захныкала ещё пару раз, затем постепенно утихла. Маленькие слёзки ещё блестели на округлых щёчках, но дыхание стало ровнее. Крошечные ручки крепко вцепились в материнский ворот — будто боялась, что та снова исчезнет.
Кормилица, стоявшая рядом, с тревогой наклонилась:
— Простите, госпожа… Это я плохо укачала, не справилась…
— Ничего, — тихо ответила Сяо Цяо. — Я сама с ней сегодня переночую.
Она позвала служанку, велела принести лёгкое летнее одеяло, укрыла девочку и, не выпуская из объятий, направилась в свою комнату.
Вэй Шао всё это время молча стоял рядом. Он смотрел — и не мог отвести глаз: на плавное движение её рук, на то, как девочка прижимается к ней всем телом, на выражение абсолютного доверия, растворённого в этом утешении. Его мысли будто застряли, взгляд расфокусировался.
Лишь когда Сяо Цяо вышла из комнаты, он очнулся — словно из глубокого забытья. Торопливо двинулся за ней, как по инерции, почти не осознавая, что делает.
Войдя в комнату, он остановился у двери. Закрыл её за собой, но не двинулся дальше — будто не знал, имеет ли право войти в эту близость.
Сяо Цяо заметила это и чуть улыбнулась.
— Хочешь подержать её на руках? — мягко предложила она, глядя на него снизу-вверх, взгляд ясный, спокойный.
Она сделала шаг к нему и, не колеблясь, протянула ему свою драгоценную ношу — девочку, завернутую в тонкое одеяло, с прижатыми к груди ручками и тихим, ровным дыханием.
Фэйфэй только что проснулась, успокоилась в родных объятиях — и теперь, уютно устроившись в тёплой, пахнущей маминым телом груди, вовсе не собиралась снова засыпать. Напротив — глазки-бусинки, тёмные, как спелые ягоды, широко распахнулись, и в них сверкнуло живое, любопытное сияние.
Малышка сосала пальчики, при этом внимательно, не мигая, разглядывала нового человека, неожиданно появившегося рядом.
Хм… а кто это такой? Что-то в нём было совсем не похоже на тех, кто обычно мелькал вокруг — взгляд строгий, черты резкие, а в глазах… в глазах было что-то странное и глубокое.
Вэй Шао пристально смотрел на дочь.
Медленно, немного неуверенно он протянул руки и, затаив дыхание, принял крошечное тельце у Сяо Цяо, осторожно устроив его у себя на руках.
Плечи его напряглись — не от тяжести, нет, — от неуверенности. Руки, привыкшие держать меч, теперь держали живое, тёплое, хрупкое существо — и он казался себе неуклюжим, будто вдруг лишился привычной силы.
— Вот так… — Сяо Цяо подошла ближе, её голос был тёплым, почти шёпотом. — Ладонью под шею, нежно поддержи, да, вот здесь. Второй рукой — обними, но не туго, чтобы она чувствовала себя защищённой. Вот так… правильно.
Он послушно повторял за ней каждое движение.
Фэйфэй, оказавшись в новых объятиях, замерла — и вдруг уставилась прямо на него, словно вглядывалась. Её глаза — большие, блестящие, живые — следили за каждым его выражением, словно она старалась понять: этот человек… он кто? Свой?
Вэй Шао затаил дыхание. Он боялся пошевелиться, боялся даже моргнуть. Мягкое тельце в его объятиях казалось тёплым облачком, и он будто чувствовал, как под его рукой бьётся маленькое сердце.
Он боялся причинить ей боль. Боялся, что она заплачет, отвернётся, испугается его.
Но она не испугалась. Она просто смотрела. И он — смотрел в ответ.
Они стояли так близко, что между ними оставалась лишь тёплая тяжесть Фэйфэй, устроившейся у Вэй Шао на руках.
И вдруг он уловил — не сразу, а где-то на краю дыхания — едва уловимый аромат. Он будто пропитался в воздух, мягкий, сладкий, тягучий, как запах садового цветка в полдень. Был в нём и знакомый молочный оттенок, тот самый, что исходил от тела Фэйфэй… но не только. Не совсем.
Запах шёл от неё.
