Все служанки в усадьбе гунского дома были связаны контрактами на продажу себя в услужение. Побег делал их вне закона: если беглянку ловили, то даже смерть от побоев считалась пустяковым делом — виновному грозил лишь штраф в несколько лян серебра.
Внук управителя Ли сбежал. Но никто никогда об этом не заговаривал.
Это кто-то нарочно скрывал правду об управителе Ли? Или же тогда погибло так много людей, что уже и проследить ничего невозможно?
Лицо Доу Чжао слегка побледнело.
С тех пор как она приняла на себя управление домашним хозяйством, все внутренние счётные книги оказались в её распоряжении. Благодаря этим записям она могла выискивать следы старых событий в гунском доме. Но что касалось внешнего двора — там всеми расходами по-прежнему распоряжался Сун Ичунь. И всё, что касалось наружной части усадьбы, было им с Чэнь Цюйшуем практически недоступно. Им оставалось лишь медленно, шаг за шагом, собирать улики.
— Если бы только можно было достать старые списки служанок внешнего двора, — Чэнь Цюйшуй тоже испытывал затруднение. — По крайней мере, мы бы знали, кто исчез, а там, глядишь, вытянули бы за одну ниточку целый клубок дел.
Доу Чжао задумалась, потом сказала:
— Я постараюсь сама найти способ. А что насчёт того портного Ли? Он ведь всего лишь мелкий ремесленник — на кого он мог положиться, чтобы устроить побег беглого слуги без регистрации? Кто за него поручился, что внук смог отправиться на юг и наняться на судно?
Чэнь Цюйшуй невольно поднял большой палец и в восхищении сказал:
— У госпожи и правда по-прежнему острый ум!
Доу Чжао не удержалась от улыбки:
— Тут ведь нет посторонних, хвалить меня — всё равно что щеголять в шелках в ночи. Лучше займитесь делом.
Чэнь Цюйшуй весело рассмеялся, но затем снова стал серьёзен:
— Вы угадали. Вместе с внуком управителя Ли сбежали ещё двое. Один из них — третьестепенный управляющий, по имени Хэ Юань. Его отец раньше был счетоводом в доме гуна, и по поручению госпожи Цзян не раз ездил в Гуандун проверять владения наследника. Ещё до того, как Хэ Юань поступил на службу, он часто сопровождал отца в поездках и завёл там несколько знакомых.
— Второй — по фамилии Ли, звали его Сяоли. Его отец умер рано, а дед служил привратником и был старшим по воротам. Ли Сяоли унаследовал дело деда и тоже работал привратником у ворот. Он с Хэ Юанем вырос вместе, с детства были не разлей вода. В день, когда в доме гуна произошла та история, они оба выпили лишнего и заснули в караульной, потому и уцелели.
— Управитель Ли и отец Хэ Юаня были близкими друзьями. Когда портной Ли приходил в дом гуна расплачиваться за работу, его всегда принимал Хэ Юань — они были давно знакомы.
— Когда Хэ Юань сбежал, первым делом он и отправился к портному Ли.
— И идею отправиться на юг в море подал тоже Хэ Юань.
— Сам портной Ли покинул дом гуна давно, и о делах брата знал немного. Лишь когда его внучатый племянник сбежал к нему, он узнал, что в доме случилось несчастье. Он даже ходил в город разузнать подробности, но так ничего и не выяснил — только услышал, что многие из знакомых внезапно умерли. Вот тогда-то он и испугался. Чтобы сохранить хотя бы каплю крови своего брата, он и согласился отпустить племянника с Хэ Юанем на юг.
— Он сначала боялся, что кто-то начнёт их искать, но, как оказалось, вообще никто не обратил на них внимания.
— Всё это время он тайно следил за положением в доме гуна, пытался разузнать, что же тогда произошло, но всё тщетно — ни одного ответа он не получил.
— Хэ Юань, уже уехав на юг, дважды через разных людей передавал ему весть — всё спрашивал о ситуации в столице, как там дела у дома гуна.
— Портной Ли сказал, что на самом деле и Хэ Юань, и остальные очень хотят вернуться, просто не знают, какова сейчас ситуация в доме гуна, и нет у них пути назад, вот и скитаются всё это время по чужбине.
— А ещё он сказал, что когда услышал, что госпожа в поисках новых служанок не стала продолжать брать людей из Чжэндина, а начала выбирать девушек с тяньчжуаней, — он очень обрадовался. Он только и надеется, что эти люди смогут заслужить доверие госпожи, и тогда у них появится хоть какая-то надежда.
Доу Чжао была по-настоящему удивлена. Она подняла глаза и посмотрела в окно.
Снаружи стояла тёплая, ясная погода. В саду, на залитом солнцем дворике, несколько девочек с ещё не заплетёнными в высокие причёски волосами играли в волан.
— То, что слухи о Тяньчжуанях из Дасина дошли до портного, который ещё в молодости, из-за хромоты, покинул дом гуна и поселился в уезде Ваньпин, — уже само по себе удивительно, — Доу Чжао усмехнулась и обернулась к Чэнь Цюйшую. — Он, может, и правда не в курсе всех деталей, но если сказать, что у него нет ни малейших связей с людьми из дома гуна — я в это не поверю.
— Изначально я просто надеялась отыскать в этих девочках хотя бы одну-две зацепки. Не ожидала, что сама уткнусь в лист и не замечу леса. Я, в самом деле, недооценила их. Похоже, теперь придётся проверить всех этих девушек с «фу»-вступлением в имени. Я ведь дала им почти два месяца на отбор.
Чэнь Цюйшуй с улыбкой кивнул и согласился.
Когда Сун Мо вернулся, Доу Чжао рассказала ему о деле с управителем Ли.
Сун Мо не выказал особого удивления. Молча выслушал её, а потом, немного помедлив, произнёс:
— Хотя в те годы и было смятение, но не настолько, чтобы умерло столько людей. Кто-то мог и сбежать. Это неудивительно.
Выходит, Сун Мо знал об этом с самого начала.
Но почему же он тогда ничего не предпринял?
Доу Чжао вдруг всё поняла.
Сун Ичунь замыслил подставить Сун Мо. Даже если слуги поначалу и не знали всей правды, потом, без сомнения, узнали. Но никто из них не вступился. Ни один не попытался попросить за него помощи со стороны. Даже просто пожалеть — и того не нашлось. Поэтому, когда Сун Ичунь начал резню и чистку, Сун Мо предпочёл отстраниться и наблюдать со стороны — холодно и безучастно.
В тот момент он, должно быть, почувствовал, что его предали.
Вот почему он с таким упрямством полагался лишь на людей из дома гуна Дина.
Сердце Доу Чжао сжалось, и она с нежной тревогой обняла его.
— Они ведь всего лишь слуги, — тихо проговорила она. — Ум ограничен, кругозор узок. Им казалось, что слушаться гуна — это безошибочно. А когда пришла беда, они, как испуганные звери, просто разбежались кто куда. Где уж им было думать о справедливости? Но теперь, когда всё поутихло, они ведь и правда жалеют. Разве не так? Иначе, разве стал бы тот портной — без угроз, без соблазнов — рассказывать господину Чэню всё, как на духу?
