Она снова обернулась к палате. Девушка всё так же лежала. Красивая, как фарфор, и такая неподвижная. У двери дежурили телохранители. Она сделала шаг вперёд, но её остановили.
Тогда она кинулась к окну.
За стеклом бушевал снег, и ни малейшего следа. Цзян Жэнь исчез.
Он уже был в другом крыле больницы: там, где находился Вэнь Жуй. Ветер снаружи был леденящим, но свет он включать не стал.
Цзян Жэнь стоял, глядя сверху вниз на мужчину, лежащего под капельницей.
Пробраться внутрь было просто. В документах он числился как родственник. В сущности, так оно и было. Сумасшедших в мире немного. Глупцов — несравнимо больше.
Вэнь Жуй очнулся и задрожал, узнав его силуэт. Его руки были связаны, рот заклеен несколькими слоями скотча. Он был слаб, измотан, и теперь смотрел на пришедшего с таким ужасом, будто перед ним стояла сама смерть.
— Ты не боишься умереть, — медленно произнёс Цзян Жэнь, губы его изогнулись в холодной полуулыбке. — Я это понимаю.
Во взгляде Вэнь Жуя — насмешка. Он знал, что Мэн Тин не очнётся. Значит, Цзян Жэнь уже проиграл. Пусть его убьют, пусть с ним расправятся, он всё равно победил.
Однако голос Цзян Жэня был удивительно ровным, почти нежным:
— Мне нужно торопиться. Тин-Тин ждёт. Я не могу задерживаться, она начинает волноваться, если я не рядом к полуночи.
В палате царила гробовая тишина. Лишь глухое тиканье часов раздавалось, как эхо.
Ровно одиннадцать.
Он начал выкладывать содержимое сумки. Один предмет за другим. И только тогда в глазах Вэнь Жуя появился настоящий страх.
Он стал дёргаться, извиваться, в глазах блеснула паника, на лбу выступили капли холодного пота.
Цзян Жэнь сошёл с ума.
Вэнь Жуй провоцировал его снова и снова, мечтая столкнуть в бездну, чтобы общество заклеймило его, чтобы врачи заперли в психиатрии, но тот всё выносил.
Этот мир был к нему жесток, и он отвечал тем же. Он не был обязан его любить.
На этот раз Цзян Жэнь действительно переступил черту.
Он больше не вспоминал о бабушке, не хранил обид на Цзян Цзюсяня. Молча, один, он пробрался сквозь вьюгу. Сломленный и потерянный, как человек, забывший, зачем живёт.
В палате, где когда-то благоухали розы, лепестки вяло опадали, обрамляя подоконник. Снег бился в окно, оставляя влажные полосы.
Пальцы девушки, холодные и бледные, слабо сжимали стебель цветка, словно воспоминание вновь унесло её туда, где она впервые увидела Цзян Жэня.
Тогда у надгробия она подняла к нему глаза.
На его запястьях поблёскивали наручники, черты лица заострились и утратили юношескую мягкость. Он заметно похудел, но в этой новой резкости таилась какая-то жуткая красота. Осторожно, почти бережно, он смахнул снег с её могильной плиты. Позади молча стояли двое полицейских, как тени закона.
Цзян Жэнь склонился. Холодные губы коснулись камня. Через эту ледяную грань, будто через вечность, он поцеловал её в лоб. В тот миг ей показалось, что кожа в том месте стала прохладной.
Он прижал лоб к мрамору, и вокруг стало так тихо, будто сама вселенная затаила дыхание.
— Гранатовое дерево у школы снова в цвету, — начал он, голос его был ровным. — Твоя подруга, Чжао Нуаньчэн, теперь с тем парнем, о котором лучше бы забыть. Ту автобусную остановку, где ты любила ждать общественный транспорт, снесли. Там уже всё другое. И улицы, по которым мы бродили теперь не узнать. Всё изменилось, — он горько усмехнулся. — А я… даже неловко говорить… я остался прежним.
У неё сжалось горло.
— Тин-Тин… — в его голосе зазвучала нежность, — я ни разу не произносил твоё имя вслух. Ты всегда смотрела на меня с холодом, а я в душе звал тебя бесконечное число раз… но стоило мне встретиться с твоим взглядом, как язык деревенел и не смел даже шепнуть.
«Нет, Цзян Жэнь…»
— Тогда, летом, когда ты провожала сестру от школы, я проезжал мимо с Хэ Цзюньмином. И ты сказала ей: «Не влюбляйся в Цзян Жэня. Он плохой».
— Но, Тин-Тин… я ведь мог быть другим. Я так старался. Ради тебя. Я не сумел… Прости. Правда, прости, — прошептал он.
Он поднялся, провёл рукой по камню, стряхивая последнюю снежинку. Ветер хлестал по лицу. На нём почти не было верхней одежды.
Он не обернулся.
А она, что лежала под этой плитой, смотрела ему вслед, на юношу, которого так и не научилась любить при жизни. Он растворялся в метели.
— Цзян Жэнь!
