Он шёл через поле, усыпанное телами. Кровь заливала камни, но он шагал, не снижая хода, перешагивая через тела. Некоторые из них ещё были тёплыми. Он будто не замечал происходящего. “Серые”, завидев своего повелителя, расступались и молча убирали мёртвых с его пути, словно расчищали аллею в императорском дворце.
Ляо Тинъянь не могла не признать: это выглядело чертовски пафосно. Даже чрезмерно. Она давно такого не видела, и, честно говоря, уже отвыкла от подобных парадных сцен.
Сыма Цзяо подошёл и протянул руку, приказав:
— Вставай.
Его рука, как всегда, была холодной. Он поднял её без усилий, и тут слёзы покатились сами собой. Не сдержавшись, она бросилась ему на грудь и зарыдала в голос.
До этого момента она держалась. Даже когда стрела прошила ей руку, даже когда боль сводила зубы, она не плакала. Ляо Тинъянь сжалась, терпела, отпускала язвительные замечания и старалась рассуждать хладнокровно. Но вот он пришёл — и всё внутри словно оборвалось.
— Рука… очень болит! — сквозь всхлипы пробормотала она.
Сыма Цзяо терпеть не мог, когда кто-то плакал рядом с ним. В его ушах гулко отдавались её рыдания, словно били по вискам. Головная боль подступила мгновенно, а может, не только головная…
Он отстранил её и посмотрел. Рука была насквозь промокшей от крови, запекшейся тёмными пятнами. Лицо Тинъянь побледнело до цвета бумаги, губы обескровлены, щеки — ни намёка на румянец. Только глаза налились красным. Её очи, наполненные слезами были трогательным зрелищем.
— И что, в следующий раз снова будешь тянуть с уходом? — спросил он, хмуро.
— Не буду… — пробормотала она с виноватым видом.
Он провёл пальцами по её шее и медленно сказал:
— Глупая. Конечно, будешь. Вот вернёмся — вырою в покоях пруд. Там и будешь ловить своих рыб.
«Пруд в императорских покоях? — Ляо Тинъянь с трудом сдержала смешок. — Да ты совсем с ума сошёл. Тебе не кажется, что это уже не романтика, а рыбный рынок?»
Она украдкой взглянула на него и поникшим голосом пробурчала:
— Если честно… я пыталась сбежать, но не получилось.
Сыма Цзяо спокойно ответил:
— Ты ведь просто обычный человек. Я и не ждал от тебя подвигов. Главное, что ты жива.
Он говорил это ровно, без лишних эмоций, но в этих словах было то, что мгновенно заставило её вновь бороться с подступающими слёзами.
Обычный человек. Бессилен, слаб. Иногда это уже приговор, но он просто сказал: «Жива — и ладно».
Вокруг стояли люди. Они смотрели и слушали. Ляо Тинъянь заставила себя успокоиться, выдохнула, моргнула и с трудом проглотила очередной комок в горле.
Мрачные, до этого безмолвные воины в сером, теперь исподтишка поглядывали на Императора и наложницу. Легенды, в которых говорилось, что Его Величество в её присутствии становится покладистым и терпеливым, оказалось, вовсе не выдумка! Он действительно таков… Невероятно. В это трудно поверить, особенно им, тем, кто ежедневно видел его холод, гнев и бесчеловечную силу.
Тем временем подогнали повозку. Возница умело остановил её, и Сыма Цзяо без лишних слов усадил Ляо Тинъянь внутрь, а сам забрался следом. Воины быстро добили уцелевших охранников Цинь Уся и подошли за указаниями, что делать с ней самой. Как ни крути, а всё-таки она единственная дочь Циннань-вана. Может, ещё пригодится.
Ляо Тинъянь, ещё не отпустив шторку, заметила Цинь Уся. Та, пошатываясь, стояла, опираясь на плечи слуг. Увидев Сыма Цзяо, она побледнела, как будто увидела не человека, а призрака.
