Самое тяжёлое в этом испытании было вовсе не в технике и не в противнике, а в под коверной борьбе между городами. Каждый удар, каждый балл — становился полем боя не между двумя людьми, а между целыми городами, историями, наследием.
Мин И, как никто, это знала. Раньше, бывало, она попадала по сопернику два десятка раз, но по решению старейшин в зачёт шли пятнадцать — максимум.
Слишком быстро. В зеркале не разглядеть. Никто не сможет заступиться. Никто не подтвердит правду.
Поэтому у неё тогда был только один выход — бить ещё больше, ещё быстрее. Пусть вычтут половину — останется достаточно, чтобы победить.
Но Мин И знала — Цзи Боцзайю в этом плане не просто хрупкое стекло, а бурлящее пламя, которое легко разгорается, если задеть его самолюбие. Он горяч, импульсивен, и, если его по-настоящему разозлить — холодный расчёт уходит прочь, а за ним уходит и победа.
Её предчувствие не подвело.
Первая схватка — против Ли Цина из Чжуюэ.
Цзи Боцзай в ближнем бою нанёс семнадцать точных ударов: по рукам, по ногам, по корпусу. Каждое движение — как по учебнику, его юань в зале ощущался, как натянутая струна.
Но когда бой закончился, старейшины, не торопясь, перевернули таблички с баллами.
На них красовалась цифра: “семь”.
Снизу послышался сдержанный смех — Мэн Янцю не выдержал:
— Это уже фарс, а не судейство! Получается, чтобы пройти дальше, господину Цзи нужно ударить двести раз?!
— Слепые псы! — со злостью выдохнул Луо Цзяоян, плюнув в сторону помоста.
В поединках между сильнейшими, где скорость превышает реакцию глаза, каждое попадание — на вес золота. Судейство в таком ключе не просто мешало — оно обесценивало саму суть боя. Если так пойдёт и дальше, то даже если Цзи Боцзай и пройдёт в следующий круг, сил у него попросту не останется.
Мин И замерла, сердце сжалось — она не сводила глаз с фигуры Цзи Боцзая на арене.
Ли Цин сражался грубо, не щадя ни себя, ни противника. К тому же, он был ещё и языкатый, что только сильнее раздражало. Во время боя он то и дело косился на табличку с баллами, а потом усмехнулся:
— Всего-то семь очков? Ну, выходит, поиграем как следует, хахаха!
Цзи Боцзай тоже метнул взгляд на табло, и лицо его резко потемнело.
— Что такое, пацанчик? — продолжал язвить Ли Цин. — Я же ничего такого не сказал, просто констатирую: правила есть правила. Хоть сам Мин Сянь сюда выйди — счёт решают не удары, а таблички. Сказано, у тебя семь — значит, семь.
Не успел он договорить, как внезапный удар чёрной юань со свистом врезался точно в точку на его голове. Ли Цин вскрикнул, качнулся и отшатнулся назад, на миг потеряв способность говорить.
Цзи Боцзай холодно усмехнулся, и без паузы провёл следующую атаку. Удар пробил щит Ли Цина и вонзился ему в грудь.
Тяжёлый, как тысяча цзиней, он глухо хрустнул в рёбрах, и волной боли прошёлся до самого сердца.
Ли Цин захлебнулся кровью, тело его взмыло в воздух и отлетело почти на три чжана. Упал, глухо ударившись о землю, и долго не мог даже пошевелиться.
Цзи Боцзай молча подошёл к лежащему Ли Цину и встал рядом, в упор глядя в глаза одному из старейшин с Чжуюэ. Затем — без лишних слов — сжал кулак и точно, методично начал наносить удары по отмеченным на теле противника точкам.
Один удар — в живот. Ли Цин содрогнулся всем телом и с хрипом выплюнул кровь.
На помосте старейшина вздрогнул, рука его метнулась к табличке… но он не стал переворачивать счёт.
Цзи Боцзай усмехнулся — сухо, безрадостно. В его ладони сгустилась чёрная юань, и очередной удар пришёлся прямо в центр лба Ли Цина.
Тот потерял сознание.
Старейшина встретился с его взглядом — прямым, вызывающим, почти насмешливым. Его грудь тяжело вздымалась, пальцы дрожали, когда он, словно вынужденно, перевернул табличку на жалкие два очка. После чего просто отвёл глаза, больше не глядя в сторону Цзи Боцзая.
Но Цзи Боцзай и не нуждался в их признании.
Он собрал юань в острие меча и спокойно, почти бесстрастно повёл лезвие к груди поверженного противника, намереваясь добить его.
— Хватит, — послышался с трибуны голос Бо Юанькуя. — Победитель определён. Спускайся.
Он явно испытывал неловкость. — Ли Цин более не способен сражаться. Мы признаём поражение.
— Господин Бо! — возмущённые возгласы старейшин с помоста прозвучали в унисон.
— Неужели вы хотите, чтобы человек умер прямо здесь, на ваших глазах?! — резко перебил их Бо Юанькуй, лицо его налилось гневом. — Проиграть — не позорно. Позорно — не уметь проигрывать!
С этими словами он приказал поднять Ли Цина и вынести его с арены.
Цзи Боцзай неторопливо потёр запястье, в котором от отдачи пульсировала тупая боль. Затем поднял взгляд и посмотрел прямо на старейшин, с насмешкой, играющей в уголках губ:
— Вы, случаем, не считаете, что исход этого последнего поединка — в ваших руках?
Старейшины сверкнули глазами. В их взгляде смешались ярость, опаска и высокомерие, но никто из них не проронил ни слова.
