Она медленно подняла глаза на Чжань Сюэяна, и тот вдруг ощутил непреодолимое желание бежать прочь.
Сердце его колотилось, а она твёрдо произнесла:
— Это сила Хуэйлин… Ведь демонический бог превратил своё бессмертие в силу Хуэйлин, верно?
В тот день Чжань Сюэян в смятении выскочил из дворца Лю Шуан. Он так и не понял, откуда она узнала о Хуэйлин. Эти вещи никак не были связаны друг с другом.
Он не осмелился слушать дальше. Казалось, ещё немного — и владыка демонов сдерёт с него кожу за предательство.
Он ведь ничего ей не сказал, но она сама обо всём догадалась. Знала ли она, что именно она — сердце Хуэйлин, способное из артерий взрастить силу самого древнего демона?
«Пропал я, — подумал он. — Пришёл утешить её, очистить совесть, а в итоге выдал всё тайное, и даже то, чего она не должна была знать, узнала».
Слова-проклятия Мэн Цзи больше не имели над ним власти. Он был подавлен, и как раз на следующий день выпала необходимость отправить посланника из мира духов.
А направляли именно в Кунсан.
Духовную артерию Куньлуня уже не удастся сохранить, а в Кунсане она всё ещё оставалась.
На этот раз Чжань Сюэян отстранил Фу Хэна и вызвался сам, чем даже удивил Янь Чаошэна.
Перед самым отъездом он вновь подошёл к дворцу Лю Шуан и, стиснув зубы, вошёл. Вернулся он оттуда с письмом, которое она передала ему.
Когда-то, во время своих странствий, она услышала, что та самая бессмертная в красном, о которой он расспрашивал, появлялась на востоке, на горе Чанлю.
Холодное письмо хранилось у него в груди. Со своей стражей из духовных воинов он покинул владения. Прошло уже так много лет, что он почти забыл её имя и облик. Оставалось лишь упорство юности и ожидание, день за днём поддерживавшее его. Жить, ждать, не сдаваться, не повторять судьбы своего отца, что женился на первой встречной лишь ради детей, чтобы забыть прежние узы.
Вечером того дня, когда Чжань Сюэян отбыл, Янь Чаошэн, закончив дела, пришёл в покои Лю Шуан. Она сидела у открытого окна и выводила иероглифы.
Он подошёл ближе. С того самого дня, когда она обняла его и попросила прощения, он не переступал этот порог. Она оставалась узницей, и он не приходил.
Снаружи воем гремел ветер, стонали чёрные вороны, а она сидела, сосредоточенно склонившись над бумагой.
Теперь, утратив силу, она не почувствовала, как он подошёл. Он частенько являлся сюда, и, не издавая ни звука, стоял в тени до самого рассвета, так что она и не догадывалась о его присутствии.
Её лицо светилось чистотой, а под её рукой рождались изящные письмена. Бессмертные не имели подобных привычек. Он вспомнил, что она выросла среди смертных, когда сама была ещё лишь маленькой травинкой.
Ему хотелось лишь смотреть на неё, на ту жизнь, что уже не принадлежала ему. В сердце его смешались радость и боль.
Пройдя через годы и нарушив волю небес, он вновь обрёл её, но теперь она не любила его. Ревность и тоска сжимали его сердце. Он застыл у двери, вспоминая ту прежнюю, робкую женщину.
Когда-то она смотрела на него с ожиданием и спрашивала:
— Муж мой, ты закончил дела на сегодня?
— Муж мой, у тебя найдётся время поужинать со мной?
— Муж мой, я сделала лампы из стекла, взгляни…
А он тогда отвечал холодно и хмуро:
— У меня ещё дела, иди сама.
Не ведая любви, он считал её наивной и навязчивой.
Она постепенно училась быть «примерной женой», и, бывало, лишь тайком поглядывала на него из-за колонны, словно маленький несчастный пёс. И как-то раз он обернулся — и её глаза вспыхнули радостью, уголки губ засияли счастьем, вся она светилась смехом.
Теперь те воспоминания казались смутными. Его пальцы сами собой вцепились в резьбу колонны так сильно, что стало больно.
Он мечтал подойти, схватить её за плечи и с отчаянием крикнуть: «Это я! Посмотри на меня! Посмотри хоть раз!»
Но он ничего не сделал.
Повелитель демонов опустил взгляд, его ресницы отбрасывали тень. Неужели это и есть возмездие?
Лицо его омрачилось. За окном бушевал ураган, каркали вороны, а страницы перед ней хлопали от сквозняка. Она нахмурилась, отложила кисть и обернулась.
