В столице Ляо не было луны. Падал густой снег, белая мгла почти скрывала дворцы. После короткой суматохи в императорском дворце всё вновь стихло.
В боковом зале Елюй Хуанъу крепко сжимала в руках чашу с водой. Пар давно рассеялся, но она не позволяла никому подойти и заменить напиток. Лицо её было мрачным, и служанки не смели приблизиться.
Спустя время, равное одной чашке чая, вбежал евнух, поклонился и доложил:
— Ваше Высочество, государь уже вне опасности. Лекарка Нин просила передать: она собирается изменить состав лекарства и послала меня доложить заранее.
Елюй Хуанъу коротко фыркнула.
Евнух не понял, что это значит, постоял несколько мгновений и, низко поклонившись, сказал:
— Государю требуется уход. Позвольте мне удалиться.
— Иди, — произнесла она.
Вскоре вбежала Нин Яньли в синем одеянии.
— Госпожа, — поклонилась она.
Елюй Хуанъу отпустила всех посторонних и спросила вполголоса:
— Какова болезнь моего брата?
— Не слишком хорошо, — ответила Нин Яньли без обиняков. — Сейчас был самый подходящий момент использовать кровь сердца, но, к несчастью, божественное лекарство утрачено. Иного способа нет. Я могу лишь продлить жизнь на год-два, может, семь-восемь лет, не больше.
— Год-два… — нахмурилась Елюй Хуанъу. — Даже если брат выдержит, кровь сердца к тому времени наверняка иссякнет.
— Сила крови сердца велика, — пояснила Нин Яньли. — Её нельзя принимать часто. Потеряно не так много времени, значит, запас ещё остался.
Елюй Хуанъу холодно усмехнулась:
— Вэй Юньшань столько лет в заточении, и ничему не научился. Погиб, не успев добиться успеха. А Вэй Юйчжи всё больше разочаровывает!
Нин Яньли промолчала. Через некоторое время Елюй Хуанъу добавила:
— Делать нечего. Похоже, на этот раз мне придётся самой отправиться за лекарством.
— Госпожа… — Нин Яньли колебалась, потом склонилась и тихо произнесла: — Вам не обязательно передавать силу другому. Кровь сердца и вам принесла бы огромную пользу.
Хлопок.
Елюй Хуанъу взмахнула рукой, и Нин Яньли получила пощёчину. На щеке тут же проступил алый след.
Она поспешно опустилась на колени.
— Нин-цзы, ты столько лет рядом со мной, а становишься всё дерзее, — голос Елюй Хуанъу звучал спокойно, но в прищуренных глазах сверкнул холодный свет, острый, как клинок. — Этих слов я не хочу слышать снова.
— Да, госпожа, я виновата, — прошептала Нин Яньли.
Елюй Хуанъу поднялась, поправила рукава:
— Останься во дворце и ухаживай за государем, пока он не поправится.
— Слушаюсь, — ответила Нин Яньли, припав к полу.
Когда шаги госпожи стихли, она осмелилась поднять голову.
Елюй Хуанъу владела боевыми искусствами, и удар её был без пощады. Половина лица Нин Яньли быстро распухла. Некоторое время она стояла на коленях, потом достала из коробки мазь и осторожно смазала горящую кожу.
Закончив, она выпрямилась, сдержала слёзы и, опустив руки, подняла взгляд. В её лице проступило упрямство — остатки достоинства, которые можно было позволить себе лишь в одиночестве.
Много лет она служила рядом с Елюй Хуанъу, но так и не поняла, что та скрывает в сердце.
Елюй Хуанъу изнуряла себя ради Ляо, отдавала все силы и мысли. Нин Яньли не верила, что та никогда не помышляла о троне. У киданей женщины нередко правили страной. Мать Елюй Хуанъу, императрица Сяо, была тому ярким примером. Столько лет в заточении, столько лет терпения и тайных приготовлений, и всё ради того, чтобы вернуть брата на престол и самой вновь стоять во дворце открыто, не пряча лица.
Но кто знает, стало ли это началом или концом.
Холодная зима распространилась, и вскоре вся Великая Сун оказалась во власти стужи.
Дело о «государственной измене полководца Лин Цзыюэ» наконец завершилось. В его шатре нашли обгоревшие письма, а в подвале дома в Бяньцзине: сундуки с золотом, серебром и драгоценностями, среди которых немало даров, некогда отправленных Ляо.
Подвал обычно служил для хранения зимних припасов, овощей и вяленого мяса. Его редко открывали, чтобы не портить продукты. В последнее время свежих запасов хватало, и семья Лина не могла объяснить, как их кладовая вдруг обернулась сокровищницей.
Оправдания не помогли; доказательства были налицо.
На самом деле всё это выяснили ещё месяц назад, но император тянул с решением. Он не хотел казнить Лин Цзыюэ, ведь среди чиновников не было никого, кто мог бы уравновесить власть цзайфу Хуа. Хотя в Великой Сун, где издавна превозносили учёных и принижали военных, Лин Цзыюэ, держащий в руках крупные войска, оставался противовесом первому министру.
Император тревожился не только о возможной связи с Ляо, но и о том, не вступил ли Лин Цзыюэ в тайный союз с цзайфу Хуа.
Однако расследование затягивалось, а крики о казни становились всё громче.
