Переписка Лин Цзыюэ с Ляо была делом столь тяжким, что, будь то измена или заговор, каралась она смертью всего рода.
В пьесах часто разыгрывают сцену истребления девяти поколений, но в действительности подобное случалось редко. Даже столь тяжкое преступление, как у Лин Цзыюэ, обернулось лишь конфискацией имущества. Всех мужчин рода записали в рабы, а женщин в государственные наложницы.
Полжизни он провёл в седле, защищая страну, а в один миг потерял дом и родных — горькая судьба, достойная сожаления.
В семьях воинов гордость всегда стояла выше страха: даже при столь страшной расправе почти никто не плакал вслух, и даже малыши с завязанными в пучок волосами молчали, не проливая слёз.
Казнь Лин Цзыюэ назначили на девятое число двенадцатого месяца. Гао Дачжуан за полмесяца до того тайно доставил оружие в Мэйхуали и попросил Ань Цзю с товарищами помочь в день казни.
Оставив мечи и копья, Гао Дачжуан сразу ушёл. Остальные уселись вокруг стола, молча глядя на груду оружия.
Прошло немало времени, прежде чем Суй Юньчжу спросил:
— Идём или нет?
— Генерал Лин был человеком верным и храбрым, истинным оплотом Поднебесной. Я пойду, — первой ответила Мэй Яньжань.
Теперь она уже смотрела на всё спокойнее, перестала цепляться за материнскую привязанность к Мэй Цзю, и даже сожалела, что когда-то слишком вмешивалась в жизнь дочери, из‑за чего та преждевременно покинула этот мир.
Когда Суй Юньчжу перевёл взгляд на Ли Цинчжи, тот сразу сказал:
— Спрашивать не нужно. Я непременно пойду!
— Мы не пойдём, — вмешалась Чжу Пяньсянь, включая в это решение и Шэн Чанъина: тот не владел боевыми искусствами и ничем помочь не мог.
Суй Юньчжу кивнул:
— А четырнадцатая?
Ань Цзю, скрестив руки, сидела молча, потом подняла глаза:
— Пойду.
Редко встретишь человека, достойного уважения, а теперь, когда его постигла несправедливость, протянуть руку помощи — не велика трудность. Всё равно после побега из Войска Повелителей Журавлей они уже числились преступниками. Гао Дачжуан мог скрывать их лишь ненадолго — рано или поздно всё откроется.
— Нет в мире правды, — вздохнул Ли Цинчжи. — Среди всей знати и военачальников не нашлось места для генерала Лина. Если бы он и вправду замышлял измену, стал бы ждать до этого дня? Они не понимают: с его смертью и их благополучие кончится!
— А всё же генерал Лин не был безупречен, — тихо произнёс Суй Юньчжу.
— Что? — Ли Цинчжи вытаращил глаза, словно не успокоится, пока не услышит объяснения.
— Его ошибка в том, что он не ведал тонкостей власти и не понимал, как устроено государство Сун, — ответил Суй Юньчжу.
— Государство Сун и есть воплощение слабости, — возразил Ли Цинчжи. — Это и слепой увидит!
— То, что двор не выделял средств и продовольствия, не всегда означало пренебрежение к пограничным делам, — мягко улыбнулся Суй Юньчжу. — Возможно, казна просто не могла сразу собрать нужные запасы. Генерал Лин полагал, будто сокровищница полна, и готовился к затяжной войне с Ляо, но это было нереально.
— Неужели Сун так беден? — удивился Ли Цинчжи.
